Online812

  Отдельным сооружениям Петербурга необходим контраст. Но он не может быть геометрической самоцелью. Противовес должен не отпугивать богемностью. Даже учитывая, что Ленин никогда не говорил: «Искусство должно быть понятно народу», а подчеркивал – «должно быть понято». Предложение притянуть прохожего вопросом, заданным бронзовым чувством, вызовет отторжение лишь у ортодоксов, воспринимающих Александра Невского только на коне и с копьем. Но когда-то и фигуры Кутузова с Барклаем вызвали шок, ввиду того, что были покрыты одеждой ХIХ века, а не в римские доспехи, наподобие Суворова возле Марсова поля.

Начнем с «нашего всего» – с Пушкина. И не вспомним, что самый-самый поэт России – потомок негра. Эта мысль ни в коей мере не является местью за последнее торжество в честь юбилея, во время которого вся страна колыхнулась его именем, а промышленность выпускала семейные трусы «Евгений и Татьяна». Мы так сильно выбрали Пушкина первым, что Дантес и безразлично-гламурная Гончарова практически стали виновниками недополученных нами хрестоматий. Виртуальными врагами национальной гордости.

Так отчего бы не поставить памятник Жоржу Дантесу, наконец? Что и какого масштаба будет грозить постаментом – вопрос кризиса вкуса. Главное же кроме достоверности наряда – это лицо. Вернее, выражение.

Конечно, с физиономией у Дантеса настоящего было все в порядке, но раз мы договорились за 150 лет, что он плох, то разрушать метафору сознания не обязательно, потому что невозможно.

Итак, задача художнику: нехорошие глаза, нехороший взгляд, нехороший нос, нехороший разворот черепа на Мойку, 12. Плюс крохотная деталь – дуэльный пистолет в руке. Но украдкой. И вымышленная реплика воронеными литерами: «Я попал». Подпись: «Дантес». В скобках биографическая справка: «Дожил до 83-х лет». Не более.
Проходящая парочка обязательно поинтересуется друг у друга: «Что это за мужик, а?» И если ответ стремится к предсказуемому: «У… гад…», значит, искусство состоялось и ассоциативно подтвердило гений Александра Сергеевича.

Идея, выраженная силой взгляда, не нова. Монумент египетского величия – «Родина-мать» в Волгограде несет эпический смысл не столько размерами, сколько лицом. За масштабом ее взгляд улавливается не сразу, но, поймав его, понятен замысел – Женщина потеряла столько, что убьет любого усомнившегося в истине. А истина монополизирована ей.

Тут пора с Пушкиным остановиться. Иначе захочется соорудить фонтан, по краям которого будут установлены четыре фигуры: Гений, Дантес, Онегин, Ленский, целящиеся крест-накрест. Все с улыбочками. И сам Пушкин со вселенской грустью.
А это уже китч. При том постпостмодернистский. А он не несет в себе функции сострадания и глубины.    

Евгений Вышенков