Online812

  «Стихи генерала Лимонова» – звучало бы куда уважительнее, но и «Краса красот…» неплохо. С той, понятно, разницей, что всем массивом стихов, написанных в 2006 – 2008 гг., утверждает вождь запрещенной партии: «Не сломали мне член; нет, не сломали!»
 

Я помню школьницу, писавшую зеленой ручкой…

Она себя отождествляла с сучкой.

Я ее с ангелом отождествлял.

В конце концов ее я потерял…

Но потерять необходимо было.

Пока могла, она меня любила,

Та школьница, с зажатым в кулаке,

Несовершеннолетием в руке…

 
Не сломали, по слову поэта, не только на любовном ложе, но и на общественно-политическом поприще. В рецензируемом сборнике их объединяет образ «холодного ствола»:

 
Вспоминаем всё мужчине нужное:

Документы, деньги и оружие.

Перечислим всё мужчине важное:

Девка бы горячая и влажная,

Ствол холодный, верные друзья,

Партия незыблемо твоя,

И борьбы гигантов напряжение.

Вот такое наше положение.
 

В череде программных стихотворений, проходящих по ведомству гражданской лирики, – «Нацболы» («Я даже Христу пожелаю апостолов смелых таких!»), «Партия бессмертна» («Пытали нас зловещие солдаты, нас, Партию сумели запретить»), «Ко мне приехал Мефистофель» («Портфель набитый до отказа… Из Лондона. От Сатаны!»), – удивительной тонкостью поэтической инструментовки выделяется петербургский этюд:


А вдоль набережной реки Карповки

Построились питерские национал-большевики…

Дмитриев-начальник вдаль глядит,

Гребнев Сергей врагу грозит,

И Олег Юшков грозит…

 
Иным автометаописаниям генерала Лимонова позавидовал бы и поэт-лауреат Александр Кушнер. Точнее даже, не самим автометаописаниям, а технике стихосложения, точности и богатству рифмовки («попа» – «Европа» или, допустим, «фюрер» – «Дюрер»), наконец, умению рифмовать осмысленно:
 

Я живу уже дольше, чем фюрер…

Скоро стану скелетом, чьим автором Дюрер,

Был во мраке веков, был за ширмой веков.

(Я имею в виду цикл гравюр), я таков…

 (Читатель уже наверняка подметил некоторое своеобразие лимоновской пунктуации. Здесь уместно упомянуть, что сборник опубликован «в авторской редакции», – иначе говоря, редактора у него не было вовсе.)

Впрочем, прежде всего перед нами «мужская версия» ахматовских «Четок». «В книге явственно прослеживается и поэтический дневник – история моих личных отношений с актрисой Е. В. – моей женой, – сказано в авторском послесловии. – От счастливого Нового, 2007 года до несчастного 6 января 2008 года, когда произошел разрыв /…/ развивалась и разрешилась иррациональная трагедия нашей семьи. Я так и не понял, почему она случилась».

Поэт не понял, а мы поймем, – ведь в нашем распоряжении высокие образцы исповедальной лирики! Вот 65-летний «парень» (автоаттестация!) приходит на день рождения к своему годовалому первенцу:

Жена, ребенок были у меня…

Затем исчезли, как в воронку.

Всё грохнулось среди рожденья дня,

Богдану, годовалому ребенку.

Успел купить китайский автомат,

И пистолет, и рацию, и кепи…

Он вырастет, и будет он солдат,

И мою славу он своей укрепит.

 
В «мужской версии» происшедшего («Любви нечаянной граната взорвалась в сердце у Игната» – сказано в первоисточнике) семейная неудача, однако же, заключается отнюдь не в милитаризации младенческого сознания:


Вся проблема твоя с этой трудной женой,

Как проблема с собакой большой.

Выбирая собаку купить чтоб в друзья,

Выбирайте детей, взрослых сучек нельзя…

Ведь у этих у взрослых, красивейших сучек,

Было много несчастных, трагических случек,

Было много предательства, много грехов,

Чего нет у родившихся только щенков…
 

Закончив это трагическое стихотворение, Лимонов тут же, на одном дыхании, пишет новое. Открывающееся строкой: «Если ты джентльмен, то уж ты джентльмен»… Что правда, то правда.
 

Если ты джентльмен, то по морде красотку,

Не ударишь, всосавши в кишки свою водку.

Но подымешься строгий, прямой и седой,

Молодую девицу притащишь домой,

Отомстить своей прежней неверной девице,

Орхидеею свежей в петлице.


Параллельно в книге «Мальчик, беги!» развиваются несколько столь же трудных побочных сюжетов: прощание с бывшими (покойными) женами, с тоже умершими родителями, с погибшим в Нью-Йорке от СПИДа нашим бывшим земляком Геннадием Шмаковым, с «Джозефом» Бродским… Напомню, что именно из-за Бродского начинавший как поэт Лимонов (читай сборник «Русское» и смотри очень недурной одноименный фильм по его мотивам), по собственному признанию, переключился на прозу. Но, к счастью, не навсегда.

 
Ты Анна умерла, а я живу,

Великолепный, молодой, здоровый

И с женщиною страстною и новой,

Ты Анна умерла, а я живу!

Наташа умерла, а я всё жив!

Седой, красивый, благородный

Такой прославленный, такой народный

Наташа умерла, а я всё жив!
 

В первом номере «Города 812» я рецензировал книгу Лимонова «Ереси» – личный проект миро- и жизнеустройства. И вот тот же вид, только в профиль. Та же философия, но уже в стихах:
 

Мы – биороботы. И то, что мы восстали,

Построили орудия из стали, -

Лишь доказательства, что коды ДНК

Нам набирала умная рука.

Великих Утончённых головастиков,

Учителей-Создателей, схоластиков,

Печальных насекомых в белых тогах.

(Пожалуй можно говорить о богах…)

Сошедшихся однажды, и простую

Конструкцию создавших нам мясную:

Вода, белки, плюс формула души.

«Бегите, вы готовы, малыши!»
 

Впрочем, главный малыш, которому следует пуститься в бегство, – это, естественно, годовалый Богдан с китайским автоматом, пистолетом и рацией. Или сам его «седой, красивый, благородный» родитель. Сказать, будто Лимонов впал в детство (или, по Заратустре, претерпел третье – и самое счастливое – превращение), было бы, однако же, натяжкой, потому что Лимонов – при всех своих (для меня не только очевидных, но и бесспорных) уме, эрудиции и таланте – из детства никогда и не выпадал. Как, кстати, и полупомешанный капитан Лебядкин.
 

Я презираю хлеборезов,

Калек, ребёнков, стариков,

Зато люблю головорезов:

Танкистов, снайперов, стрелков,

Носителей смертей, убийцев…

С усмешкой злою на губе…

Я презираю хлебоедов!

Зато трагически просты,

Кто жжёт с утра, не пообедав,

Врагов, дороги и мосты…
 

Лимонов не зря, конечно же, назвал себя в одном из ранних автометаописаний «малолетним негодяем». Таким он, строго говоря, и остается. И стихи у него, разумеется, негодяйские. Вернее, «малолетно-негодяйские». И, не будем лукавить, чудовищно графоманские.

Но талантливые, черт возьми, талантливые! Как у капитана Лебядкина, стихи которого положил на музыку Шостакович. Стихи генерала Лимонова тоже хочется положить на что-нибудь. Причем с прибором. Конечно, с прибором ночного видения.

Тираж книги – 3000 экземпляров. Полагаю, понадобятся допечатки. И раскупят «Мальчика, беги!» не только «товарищи по запрещенной партии».    

Виктор Топоров