Online812

        Роман Суркова про Суркова?

Журнал «Русский пионер», столь бесстыдно и безвкусно отпраздновавший свою первую годовщину на борту крейсера «Аврора», знаменит прежде всего собственными колумнистами, в число которых входит аж сам «национальный лидер». А также – «серый кардинал» Кремля, он же «Михаил Суслов» нового идеологического застоя, – чуть ли не всемогущий первый зам. главы президентской администрации политик и политолог Владислав Сурков.

Именно Суркову – причем небезосновательно – приписывают авторство романа, вышедшего в свет под псевдонимом Натан Дубовицкий. Меж тем девичью фамилию Дубовицкая носила (или носит) нынешняя, вторая, жена Суркова. В романе цитируются речи Суркова; главному герою Егору Самоходову приданы (разумеется, опосредованно) «детство и отрочество» Суркова и уже известные по другим источникам литературные пристрастия Суркова (в частности, любовь к Кафке, Борхесу и Набокову).

В печати приведено и множество других – прямых и косвенных – свидетельств о подлинном имени автора (начиная со слов главного редактора «Русского пионера» Андрея Колесникова о том, что роман написан одним из колумнистов журнала); никаких опровержений сурковского авторства  – ни в официальном порядке, ни в частном – не последовало; а, скажем, на «Озоне» книга «Околоноля» открыто рекламируется как сочинение г-на Суркова.

Добавлю кое-что и от себя: обладающий широкими гуманитарными и творческими интересами Сурков известен, в частности, и как автор текстов песен группы «Агата Кристи». И целый ряд эпизодов романа представляет собой по сути дела беллетризацию этих текстов. Да и сама история, рассказываемая в романе, представляет собой символический (само)отчет о блистательном, хотя и несколько двусмысленном, возвышении «серого кардинала» и о его гипотетическом то ли крушении, то ли все-таки окончательном торжестве.

Что, разумеется, все равно оставляет нас наедине с целым веером гипотез. Роман про Суркова? Роман самого Суркова? Роман про Суркова, Сурковым же – полностью собственноручно или с использованием «негритянского» труда (опять-таки, то ли полным, то ли частичным) – написанный? Я склоняюсь к последней версии: Сурков про Суркова с частичным использованием «негритянского труда».

А если это Онищенко?

В романе есть две – стилистически противоположные линии – грубо говоря, «пелевинская» и «прилепинская» (кстати говоря, в самом начале текста и автор, и его герои обходятся с Виктором Олеговичем Пелевиным довольно бесцеремонно). Так вот, «пелевинскую», по-моему, написал сам Сурков, тогда как «прилепинскую», она же «деревенская», разметив ее лишь в общих чертах, отдал на откуп «неграм».
Здесь любопытно и то, что герой романа Егор «по жизни» как раз литературный «негр» и руководитель целой «негритянской» конторы, в которую – при его непосредственной помощи, хотя и не по его инициативе – переродилось в начале 1990-х советское государственное издательство.

Летняя полемика вокруг романа получилась весьма шумной. Началось с восторженной рецензии (новый Гоголь родился!), неожиданно написанной сильным критиком Кириллом Решетниковым, он же – поэт, известный под псевдонимом Шиш Брянский. Не в меру восторженного рецензента тут же одернула Татьяна Толстая, натравив на него тем самым всех собак, прикормленных ею у себя в ЖЖ. Сурово, в своей всегдашней манере,  выговорив «юнцу» за «холуйство», в конце сего письма Татьяна Никитична соизволили сыронизировать:

«А потом окажется, что автор романа – Онищенко, например. И рухнет вся литературная линейка, зря Шиш тащил Шекспира с Набоковым, попусту тревожил Платонова. Все надо тогда переделывать – поднимать Гиппократа, Галена, Авиценну, Парацельса; название "Околоноля" понимать в температурном смысле, имя героя – Самоходов – тоже рассмотреть в плане физического здоровья: сам ходит, не инвалид какой. Все сцены романа осветятся иным, чудным светом бестеневой хирургической лампы, найдутся и завуалированные шпроты, и забулькает боржоми, а уж о свиногриппозных аллюзиях что говорить! ..»

«Не могу молчать!» произнес, разумеется, и Дмитрий Быков (причем дважды), в своей двойной (и двусмысленной) роли как главного шерифа отечественной словесности, так и главного налетчика на почтовые дилижансы, всё полнее раскрывающийся в остро современной роли (литературного) «оборотня в погонах». Гипотетического Суркова он обвинил в столь же гипотетической краже у себя, любимого, потому что тот позаимствовал у автора «Ж/Д» идею Хазарского каганата как государства-«химеры»… Лев Николаевич Гумилев, переворачиваясь в гробу, нервно курит.

С прогнозируемой восторженностью отозвался на «Околоноля» Александр Проханов. Помимо общегосударственнических (Пятая Империя!) соображений и хронических финансовых трудностей газеты «Завтра» (а вопрос, каким СМИ можно давать деньги, каким – нельзя, решает у нас Сурков), здесь необходимо отметить, что «пелевинская» линия в романе «Дубовицкого», обильно изукрашенная аллитерациями, метафорами, гиперболами и прочей фантасмагорией, по сути дела, является и линией «прохановской».

Остальные отклики на роман получились какими-то кисло-сладкими – в основном из-за изначально заданной неопределенности ситуации с авторством, а также – с отношением каждого конкретного рецензента (и его издательского начальства) к персоне В. Ю. Суркова; соотношением то стыдливой любви, то столь же боязливой ненависти. Взрослые девочки знают: кто их ужинает, тот их и танцует. Или, как по сходному поводу выразился однажды Марк Захаров: чего она врет, будто я ее зажимаю из-за того, что она мне не дала? Если б я ее попросил, то дала бы как миленькая! Отказывать главному режиссеру на театре как-то не принято!

А потом, повторяю, всё столь же стремительно улеглось. Как по приказу. Правда, не исключено, что разговор о романе возобновится в связи со стартом новых циклов главных литературных премий. Страшно даже представить себе, каким катком может пройтись «сурковский» роман по Русскому Букеру, по «Большой книге», по свежеслепленному якобы интеллектуальному норильскому «НОСу». Если будет дана соответствующая отмашка – или если, как минимум, не будет дано отмашки так не поступать. Но поди «отмахни» «Нацбесту»!  А ведь и на «Нацбест» кто-нибудь роман «Околоноля» наверняка выдвинет.

Поговорим, пока этого не произошло, о самом романе.

        Три ключа в порядке бонуса

К роману (продаваемому по «бюджетной» цене спецвыпуска полуглянцевого журнала) приложены в порядке бонуса три ключа – условно-реалистический, условно-культурологический и условно-символический. То есть на самом деле ключи эти, разумеется, хорошо припрятаны (особенно третий), но при желании и настойчивости их вполне можно отыскать.

На условно-реалистическом (очень условно!) уровне провинциал-деревенщина, безотцовщина и, по-видимому, полукровка (как и сам Сурков, носящий по отцу фамилию Дудаев) со значащим именем Егор (Георгий Победоносец! Имя Владислав тоже, впрочем, недурно) и с говорящей фамилией Самоходов, путем заведомо неудачной женитьбы зацепившись в Москве и какое-то время прокуковав в скромных издательских клерках, внезапно – волею судьбы и отчасти случая – делает стремительную, хотя и не однозначно победоносную карьеру в годы перестройки.

Писатель по призванию, он становится, как уже сказано, литературным «негром», а затем и руководителем «негритянской» конторы, возникшей и преуспевающей потому, что у всех сильных мира сего (изображенных с карикатурной неприглядностью) – неискоренимый зуд к писательству. Зуд есть, а таланта нет – вот и приходится им прибегать к «негритянским» услугам.

Высокомерный и аристократичный бессребреник Егор пьет изысканные напитки, нюхает кокаин, спит с «живой куклой» (подложенной ему спецслужбами) и глубоко презирает собственных работодателей. Правда, он ни на мгновение не забывает обряд инициации в Братство черной книги (как это названо в романе): чтобы стать здесь «своим», ему пришлось для начала собственноручно убить человека. А затем счет убийствам (и соучастиям в убийствах) пошел на десятки и сотни.

Всё меняется, стоит Егору с первого взгляда раз и навсегда влюбиться в Плаксу. Она дрянь, она стерва – но без нее для него нет жизни. А потом ее то ли похищают, то ли убивают, то ли и похищают, и убивают одновременно, заманив на съемки порнофильма с реальным изнасилованием и убийством. Есть, однако, шанс, что она жива, а значит, ее можно еще спасти. Но для этого Егору предстоит отправиться в зловещую Хазарию – на Кавказ… А уж там (и потом) отдыхает в непристойную обнимку с маркизом де Садом и сам Чак Паланик…

На условно-культурологическом уровне утонченный интеллектуал-гедонист Егор противостоит многолико-безликому воровато-консьюмеристскому быдлу – всем этим губернаторам, депутатам, гэбистам, журналюгам и прочей мрази. Особенно отвратителен режиссер порнофильмов,  он же владелец киностудии «Кафка-фильм», – борьба с ним за Плаксу в конце концов оборачивается сознательной аллюзией на самую сильную сцену убийства в истории мировой литературы – расправу Гумберта Гумберта над пусть и не режиссером, но драматургом и сценаристом Куилти.

        Демократия – суверенная и подлинная

А вот на условно-символическом уровне происходит примерно следующее. Подлинный и безусловно прирожденный государственный деятель (писатель) Егор вынужден заниматься черным пиаром («негритянской» литературной работой) и прочими прелестями «реальной политики» в ее диком отечественном преломлении, причем «платой за вход» для него становится политическое убийство (допустим, «Бориса Березовского», который – на этом уровне – доводится «отчимом» бывшему руководителю президентской администрации «Волошину»; по ходу действия Егор убивает и самого «Волошина»), а скромной наградой – «живая кукла», подложенная спецслужбами, – то есть управляемая или, по слову самого Суркова, суверенная демократия.

И всё бы хорошо – вот только любит Егор демократию подлинную! То есть Плаксу. А она стерва, она дрянь, она (не в последнюю очередь) продажная дрянь; ее, не исключено, прямо в «ящике», на глазах у миллионов телезрителей, давным-давно затрахали вусмерть, а может быть, и просто зарезали! И нужно – хотя это заведомо безнадежное дело – спасти ее, нужно попытаться ее спасти... А для этого – с дерзостью камикадзе – броситься в самую гущу зловещей политической Хазарии, на символический Кавказ. Где сидит зловещий паук Куилти, он же кровавый порнорежиссер, он же главный соперник в борьбе за реальную власть, он же…

Но не буду называть это имя, чтобы не портить вам удовольствия заранее. Намекну только, что этого человека с недавних пор тоже (как автора романа «Околоноля») пламенно возлюбил Александр Проханов и публично назвал следующим президентом России Дмитрий Быков.

А вот (оппозиционный) политолог Станислав Белковский говорит о романе «Околоноля» буквально следующее:

«Я думаю, что Сурков пытается тем самым компенсировать свое недостаточно высокое положение в той системе, которой он служит. На протяжении многих лет Владислав Юрьевич Сурков занимается по сути дела одним: формированием личного мифа Владислава Юрьевича Суркова. У этого мифа несколько граней. Одна грань – изощренный интеллектуал, другая грань – человек, безусловно, авторитарных взглядов, третья грань – демиург, который фактически руководит страной, четвертая грань – лицо, которое, безусловно, выше, по самым своим разным качествам интеллектуальным, чем его начальники, но в силу определенных причин вынужденное стоять за их спинами».

Ну, да не политологам же – как оппозиционным, так и придворным – оценивать художественную прозу. Пусть лучше ее пишут! Во всяком случае, иерархически высокий пример им уже преподан – в порядке компенсации или нет.