Пару лет назад лауреатом «Русского Букера» сенсационно стал Михаил Елизаров с романом «Библиотекарь». Сенсационно, потому что «Русский Букер» со всеми своими благопристойными по форме, но сплошь и рядом непристойными по сути решениями – это выраженно правый дискурс, тогда как творчество Елизарова целиком и полностью левое, даже левацкое.
Уроженец Харькова, долгие годы проживший в Германии, а затем не без труда зацепившийся в Москве и работающий сейчас на эксцентричного миллиардера в журнале «Сноб», Елизаров прославился прежде всего оголтелыми нападками на отечественную интеллигенцию, покусившись, в частности, на святой для нее образ Бориса Пастернака, и не взял на себя труда скрыть симпатию к приснопамятному советскому прошлому.
В ответ его, двухметрового красавца, провозгласили сексуальным первертом, зацикленным на идее группового изнасилования, и до кучи – бездарным эпигоном Владимира Сорокина. А присуждение ему «Русского Букера» восприняли как скоротечный приступ группового помешательства со стороны жюри и/или как «позу покорности» перед кровавой гэбней, заблаговременно принятую оргкомитетом премии. Ехидно писали и о том, что «Русский Букер» после присуждения премии Елизарову проснулся «Нацбестом» или, как переиначивают изряднопорядочные, «Нацбесом». (На «Нацбест» «Библиотекарь» в тот год претендовал тоже – и был моим личным тайным фаворитом, – но, увы, не вышел даже в шорт-лист.)
И вот новый роман Елизарова – «Мультики». Не самый, может быть, у этого писателя сильный, но достаточно крепкий и вместе с тем показательный, чтобы судить о зрелом мастере по законам, им самим над собою признанным (пушкинский завет), а не по наветам либеральных паникеров, проклиная полицейское государство, постоянно апеллирующих к городовому – и не усматривающих в подобном поведении когнитивного диссонанса. Сами они, кстати, о «Мультиках» дружно помалкивают, а вернее, шумно сопят, выдавая это сопение за единодушную обструкцию. Сказать им на сей раз нечего, потому что левак Елизаров написал антитоталитарный роман; антитоталитаризм дорог им по определению; а Елизаров все равно противен. «Фу, противный!» – могли бы они сказать ему в соответствии с собственной поголовной ориентацией, но не говорят и этого, потому что объявили бойкот.
Итак, «Мультики». Компания юных гопников (несколько парней и две девицы) занимаются мелким гоп-стопом в советском городе-миллионнике 1970-х. Изобретают и практикуют такое ноу-хау: перед одиноким прохожим внезапно распахивает плащ одна из девиц. Под плащом ничего нет. Тут же подваливают парни. «Мультики видел? Тогда плати!» Прохожий платит. Иногда, под настроение, его поколачивают, иногда нет. В конце концов ребята едва не попадаются, но задержать удается лишь самого рассказчика. От него требуют выдать остальных, а когда он отказывается, отправляют его в некую загадочную Детскую комнату милиции.
В Детской комнате физическое насилие (впрочем, умеренное) сочетается с изощренным психическим. Пятнадцатилетнего подростка мучительно «перековывают». Многоопытный наставник рассказывает ему историю собственной жизни: малолетний серийный убийца, он тоже был пойман и подвергся «перековке» со стороны своего наставника, история которого (столь же страшная) рассказывается вслед за этим. И все эти рассказы сопровождаются демонстрацией диафильмов (время от времени оживающих) – то есть все тех же «мультиков».
Пародируется, разумеется, «Педагогическая поэма», «Флаги на башнях» и все такое прочее. Но не только они. Перед нами во всей неприглядности разворачивается история «органов» (ЧК, ОГПУ, НКВД, КГБ – каждой аббревиатуре и каждому периоду соответствует свой наставник). Идет процесс двойного назначения: в идеале, вербовка в будущие наставники с предварительной сдачей былых друзей, то есть перековка; на худой конец, просто сдача друзей с гарантией личной безнаказанности взамен.
Визионер (об этом чуть позже) Елизаров в данном случае исторически точен: в 1970-е правило «доносчику – первый кнут» уже не работало; раскрывший имена и явки (и, желательно, покаявшийся) антисоветчик освобождался от наказания или как минимум получал существенную поблажку. Рассказчик в «Мультиках» раскалывается, но не перековывается; наставником не становится, но его отпускают домой; с ним все в порядке, вот только друзья и подруги, которых он сдал, куда-то таинственным образом подевались. Все до последнего.
Хуже того, парню принимаются внушать, будто ничего такого с ним не было... А что было? Был эпилептический припадок – первый из долгой пожизненной серии. Так он, выходит, болен? Да, болен. Но если вести размеренный образ жизни и регулярно принимать таблетки, то... Знаете, как в анекдоте про человека, на голову которому упал вечно заедающий патефон: «И ничего страшного... и ничего страшного... и ничего страшного»... «Мультики» «мультиками», а разгром какого-нибудь кружка юных марксистов (или молодых христиан) выглядел бы – да и выглядел! – точно так же.
Итак, все происходящее в романе оказывается «мультиками», иначе говоря, видениями. Или, по меньшей мере, выдает себя за видения. Но видением или чередой видений – то есть продуктом измененного состояния сознания, – безусловно, является и сам роман. Писателя (или, допустим, художника), обуреваемого видениями, называют визионером. В литературе и около нее визионерство – чрезвычайно редкий дар (Бёме, Сведенборг, Блейк, Даниил Андреев; возможно, Андрей Платонов). В современной отечественной словесности визионеров всего двое – Владимир Шаров и Михаил Елизаров (или трое – с замолкнувшим Сашей Соколовым), причем второй, несомненно, зависит от первого – да и от Платонова тоже.
Эпигонства Сорокину, которое вменяли Елизарову, пока не решили замолчать его вовсе, здесь не просматривается: сходство сугубо внешнее. Сорокин (как, впрочем, и Пелевин) предельно рационален: он не видит невозможное, а выдумывает (сначала выдумывает, а потом конструирует). А Елизаров (как и Шаров) – видит. И записывает увиденное. Записывает ярко, талантливо, гипнотически убедительно – тем и интересен.
А взгляды у него действительно левацкие. И еще он холодное оружие коллекционирует. И чужого «Букера» отхватил. И своего «Нацбеста» (пока?) не дождался. И в «Снобе» богатое бабло рубит. И женщины его любят.
Масса поводов ненавидеть Елизарова, не правда ли? И ни одной мало-мальски серьезной причины его не читать.
ранее:
Грозит ли нам забастовка писателей?
Правильно ли, что «Национальный бестселлер» достался Эдуарду Кочергину?
Cовременный кинодетектив мутирует
Почему никто не читает «толстые» журналы
Антисемитизм и его брат-двойник
Может ли российский интеллигент сотрудничать с государством?
Почему народ не пошел смотреть «УС-2»
- Петербуржцам на стоит сильно жаловаться на отсутствие лекарств, потому что мы живем «в обстановке, «приближенной к боевой»
- Закончились чипы. Биометрический загранпаспорт перестали выдавать в Петербурге
- В Петербурге много вакансий и мало соискателей, даже на «работу мечты»
- Зацелуют до смерти. Пропагандисты с российских телеканалов могут лишить Дональда Трампа шансов в президентской гонке
- Финны активно заказывают оскорбительные надписи на снарядах, предназначенных Украиной для отправки на фронт
- Градозащитники бьют тревогу — на Охтинском мысу, по остаткам средневековых крепостей, разъезжает тяжелая техника
- В феврале нас ожидают длинные выходные - спасибо праздникам
- Неспособность запоминать числа может быть ранним признаком слабоумия. Врачи учатся выявлять деменцию на ранних стадиях
- В Испании взят под стражу пенсионер, которого подозревают в связях с Россией и отправке зловредных писем чиновникам и дипломатам
- Российское "проклятье" H&M. Компания потеряла за день 8 процентов своей стоимости по результатам года