Online812

                    Билан, говорит он, и поёт совсем плохо, да и не слушает его уже никто. К тому же вы, коллеги, тут все Биланом прикормленные, так что не считается. И вообще, Билан, представительствующий от имени России, – это как-то ее недостойно. А давайте лучше пошлем туда Анну Нетребко!..

Изумленная пауза, которая повиснет в финале этой бредовой (по счастью, вымышленной) ситуации, вроде бы разумеется сама собой, однако попробуйте-ка ее логически обосновать. Предполагается, что в конкурсе «Евровидения» победит тот, кто споет лучше. Трудно усомниться, что Анна Нетребко поет лучше, чем Дима Билан. И перед такой могучей очевидностью «прикормлены» или не «прикормлены» – вопрос уже второй. Так за чем же дело?.. Переберите все доводы, взвесьте все «за» и «против», – и в конце концов вы найдете лишь одно обоснование тому, что Нетребко посылать на «Евровидение» все же не стоит. Она работает в другом формате.

На глупом примере эстрады все очевидно. Но когда председатель российского оскаровского комитета Владимир Меньшов отказывается ставить подпись под протоколом, согласно которому в этом году на приз Американской киноакадемии за иноязычный фильм от России будет выдвинута «Цитадель» Никиты Михалкова, – отказывается потому, что есть, дескать, куда более достойные «Елена» Андрея Звягинцева и «Фауст» Александра Сокурова, а за провальную «Цитадель» проголосовали, потому что барин приказал, – то сия коллизия немедленно становится предметом горячих обсуждений в прессе и в сетевых форумах. Вдумчивых, пространных, тонких. Ну не странно ли? Сюжет-то тот же.

К кинематографу слово «формат» применять вроде бы не принято, – искусство все же, сфера тонкая. Но людей, полагающих, что «Оскар» дают за высокие эстетические достижения, по пальцам перечесть. (Собственно, в России мне таких известно двое: как раз Меньшов и Михалков. Причем по одной и той же причине: потому что сами получили.) Остальные либо считают несколько сотен голосующих американских киноакадемиков людьми недалекими и культурно неразвитыми, либо полагают целью «Оскара» потрафить вкусам «среднего американского зрителя», самовлюбленного и простодушного. Но в обоих случаях речь на самом деле идет о некоторых критериях, сознаваемых или нет, набор которых обусловливает распределение призов. А набор критериев – это и называется формат.

Понятиями «лучше» и «хуже» оперируют всего два типа людей: эксперты, оснащенные аналитическим инструментарием, и обыватели, почитающие себя истиной в последней инстанции, ибо никаких иных инстанций они не ведают и ведать не желают. Первые употребляют эти слова взвешенно, осторожно и не всегда; вторые – искренне, наобум и безостановочно. Все остальные подходят к делу практически, без претензий на гамбургский счет, но и без личных пристрастий, и употребляют совсем другие слова. «Подходит» – «не подходит». «Соответствует» – «не соответствует». Любая цель конкретна и определяет необходимые средства; универсальных средств для достижения какой бы то ни было цели не бывает.

Книги и лекции на тему «как достичь успеха» без уточнения области, в которой этого успеха предполагается достичь, написаны либо проходимцами, либо идиотами (обычно, впрочем, это смешанный тип). Для достижения успеха в театре, надо обладать иными качествами и предпринимать иные шаги, нежели для достижения успеха в агрономии или математике.

Критиковать чужие критерии – не просто невежливо; это еще и глупо. Они не могут быть хороши или плохи; критерии – лишь тактико-технические характеристики. Формат – вещь практическая и никогда не претендующая на универсальность. Лишь специально обученные киноведы судят фильмы с позиций высокого искусства и имеют право на употребление слов «хороший» и «плохой», а порою – даже «лучше» или «хуже». Они выдают свои собственные премии, – но это не те, что известны широкой публике (что, пожалуй, печально, но неизбежно и справедливо). Ей известны фестивальные призы, обеспеченные статусом фестивалей, и призы национальных киноакадемий, обеспеченные статусом национальной кинематографии. И это обеспечение диктует формат. Один и тот же фильм мог бы (если б не регламент, предписывающий эксклюзивность) победить в Каннах и потерпеть поражение в Венеции, – и это означало бы лишь, что каннским требованиям он удовлетворяет, а венецианским – нет.

Фильм, провалившийся в итальянском прокате, может собрать огромную кассу во французском, – и это не означает ни невзыскательности французов, если фильм на самом деле плох, ни слепоты итальянцев, если фильм на самом деле хорош; просто, стало быть, он сделан ближе к французской традиции, нежели к итальянской; одна не лучше и не хуже другой, они всего лишь разные, а эстетическая ценность фильма здесь вообще роли не играет. Один и тот же человек может быть скверным химиком, но превосходным любовником, и ни то, ни другое ничего не говорит о его душевных качествах. Директор им недоволен, жена – совсем напротив, ведь у них различные форматные требования; а что там открывается на исповеди, известно только эксперту в рясе.

…Казус в том, что форматным требованиям «Оскара» глупейший, выспренный, несуществующий с эстетической точки зрения фильм Михалкова и вправду удовлетворяет куда больше, чем подлинно выдающиеся произведения Звягинцева или Сокурова. То, что у этих последних нет ни единого шанса получить «Оскар», вовсе не говорит плохо об «Оскаре»: точно так же им не стать «лучшей комедией года», что ничуть не умаляет комедийный жанр. Если коротко и грубо, то «Оскару» требуются: человек в центре сюжета, сентиментальность на грани надрыва как психологический ключ, драматичный исторический фон, желательны также эпичность интонации, совмещение многофигурных сцен с вниманием к мелким деталям, воспевание величия человеческого духа как моральный итог… И напротив каждого из этих (а также нескольких других) пунктов у «Цитадели» стоит по птичке; а у «Елены» и «Фауста» – почти ни одна не стоит.

И потому история с махинациями, которые, мол, имели место при голосовании, совершенно бездоказательна, очень правдоподобна и абсолютно неважна. В данном конкретном «оскаровском» раскладе «Цитадель» ничьего места не заняла. Вообразите, что Михалков с помощью протекции и личного убеждения пробился, например, на конкурс самых ухоженных усов. Что ж, имеет право. Не моральное – фактическое: он бы и так туда попал. Ну, подстраховался. Опаслив, стало быть. Но результат-то неизменен.

«Оскары» присуждаются не на небесах; желать непременной высшей справедливости по каждому поводу и в каждой инстанции, ничуть на то не рассчитанной, – признак не высоких требований, а пристрастия к кляузам. Стоит ли напоминать Владимиру Меньшову, что его «Москва слезам не верит» – кинематографически невыразительная, насквозь манипулятивная и из всех эстетических достоинств имеющая лишь железный, хоть и пошлый, сценарий – была выдвинута на «Оскар» от СССР в год, когда вышли «Охота на лис» Вадима Абдрашитова и «Обломов» Михалкова (тогда еще в высшей степени талантливого)? И получила его, и заслуженно. А столь же заслуженно воспетые советскими критиками Абдрашитов и Михалков – не получили бы.

Опасаться во всей этой истории стоит не того, что Россия опозорится-де «Цитаделью» перед Американской киноакадемией, а того, что шансы Михалкова, хоть и небольшие, могут ненароком оправдаться, и барская фанаберия разрастется до совсем уж невиданных пределов. Ибо «Цитадель» тогда, как будет написано в худших из СМИ, коих легион, останется в истории кино. На этот случай могу сразу успокоить: не останется. Как не остались там «Цоци» Гэвина Худа, «Путешествие надежды» Ксавье Коллера или «Антония» Марлен Горис, – все сплошь оскаровские лауреаты в «иноязычной» номинации. Просто потому, что, как однажды написал коллега Зельвенский, «им там нечего делать».

В конце концов, о фильме, завоевавшем премию «Оскар», можно сказать лишь одно: он удовлетворяет формату премии «Оскар». Ни к истории кино, ни к качеству фильма это отношения не имеет. Даже самое тухлое яйцо может взять приз на всемирном конкурсе самых крупных яиц.