Online812

                    Первым в этом ряду я бы назвал гастроли «пояса Богородицы» (ПБ), доставленного  сначала в Петербург, а потом в Москву. Мне, атеисту, телесюжеты с ПБ доставили много удовольствия.

Интернет-комментарии не ангажированных государственным православием специалистов (например, священника Якова Кротова) были просты: в средние века такого рода артефактов было сделано множество. Однако это обстоятельство не лишает феномен ПБ, точнее поклонения ему в России, подробно показанного ТВ, существенного интереса. ТВ, ведя репортажи с места события, давало подробные инструкции.

ПБ четко интерпретировался как магический, волшебный предмет, как фетиш. Главное свойство – исцеление от болезней. И очереди к ПБ в 200 – 300 – 400 тыс. человек выразительно говорят о состоянии нашей медицины, с одной стороны, и о фетишизме постсоветского человека, с другой. Стоят за волшебством как за услугой. Это не вера, а суеверие, и по-прежнему верны слова В. Белинского в «Письме к Гоголю» (1847), что русский народ самый атеистический. Да и скучно же без очередей: за колбасой – фетишем советского времени – стоять не нужно, а вместо колбасы теперь ПБ.

Естественно, что гастроли ПБ в очередной раз актуализировали антитезу наука/религия. Условно говоря, антитеза проста: или Сколково – или ПБ. Но у нас все совмещается, и в этом смысле, конечно, наиболее адекватным жестом было бы размещение пояса Богородицы на территории Сколкова. Именно там следовало бы всем миром помолиться о ниспослании нам модернизации, высоких технологий и попутно, чтобы два раза не становиться на колени, об избавлении от коррупции и тотального воровства. Вот это было бы настоящим соединением традиционных ценностей с рывком в будущее. Тем более что ни на что иное надежды не осталось.

Второй заметный сюжет теленедели – нетайная вечеря Путина с киноапостолами. Как раз в то время, когда кинопрокату предложен фильм немецкого режиссера «Ходорковский», состоялась эта встреча с работниками постсоветского кино, смыслом которой было напоминание о личной ответственности за соблюдение ограничений, которые Путин назвал «этическим кодексом».

Была проведена параллель с кодексом Хейса, разработанном и принятом в 1930 году Американской ассоциацией кинокомпаний. К примеру, нельзя было изображать пороки и преступления в симпатичном виде, издеваться над законом, религией и священниками, запрещались обнаженная натура, некоторые бранные слова, гомосексуализм, наркотики и частично алкоголь. И, напротив, приветствовалась пропаганда семейных ценностей и правильных моделей поведения. В 1960 годах в США этот кодекс «рассосался», а в России Путин предложил его ввести в начале XXI в.

Вспомнилась знаменитая триада брежневской пропаганды, обличавшей западную культуру, – «наркотики, насилие, секс». Кинодеятелям в подтексте сообщили: хотите получать от государства деньги – снимайте кино, внедряющие в сознание правильное поведение. Скажем, любовь к службе в армии, тандему, полиции, уплате налогов, улучшению демографической ситуации. Чтоб герой не пил, не курил, активно размножался, поставляя армии солдат, был членом партии, верил в Бога и Путина. Надо снимать не то, что есть, а то, что должно быть (при Брежневе это называлось «социалистическим реализмом»).

Говорящие перед выборами официальные головы полностью отказались от слова «нет». Заменой «нет» оказывается будущее время. Все, чего нет, но нужно, – будет. Отсюда поточные предвыборные обещания, в целом сложившиеся в бюрократическое прожектерство. Все новостные передачи заполнены им. Так что на ТВ уже соцреализм. 

На соцреализме основана и историческая телеконцепция. Поиск ответов на вопросы о том, почему власти чего-то не сделали в 2000 – 2011 годах, внесен в стоп-листы. Главное, что непременно будет сделано в 12-летнем футуруме. При этом ТВ наиболее подробно показывает укрепление силовой основы режима (рост денежного довольствия полиции и армии), каковое парадоксально называется заботой о народе, и туристические поездки тандема по стране и миру. Настоящее время (the present continuous putin tense) ТВ адекватно не показывает, табу на деградацию четырех сфер: науки, здравоохранения, пенсионного обеспечения и образования, школьного, профессионального и высшего. А также на бегство капитала и эмиграцию.

Прошлое распадается в телеграмматике на два отрезка: идеализированное время зрелого социализма, СССР брежневского периода и густо очерняемое прошлое 1985 – 2000 гг., т.е. горбачевско-ельцинский период.

Телевичок Ревенко («Вести недели»): «Молох распада переломал миллионы судеб». Т.е. до перестройки все было хорошо, а с 1985 г. и до прихода Избранника (термин А. Проханова) – все стало плохо. Встреча тандема с пенсионерами, Путин поясняет: в конце советского периода мяса не было. Что, мягко скажу, не совсем правда: на самом деле в конце советского периода мясо пропало только в Москве и Ленинграде, а во всем СССР тотальный дефицит продуктов питания был уже в конце 1960-х гг. Отсюда колбасные электрички в Москву и все такое, потому что в провинции вместо колбасы в магазины выбрасывались в лучшем случае суррогаты, непонятно из чего сделанные. Но на ТВ делают вид, что этого не было. Оно создает историю, выгодную «внутренней партии».

Образ, создаваемый ТВ, напоминает тянитолкая: одна голова смотрит в светлое прошлое, другая – в идеальное будущее, а между ними удобно сидят те, кто никуда не едет, потому что уже приехал.                 

ранее:

Почему я не пошел в прямой эфир Пятого канала беседовать о памятниках
«Политическая острота номеров Райкина сейчас в основном преувеличена»
«Кто бы ни пришел на место Веры Дементьевой, буду это приветствовать»
«ТВ уже не скрывает: брежневизация – это новый стиль»
«Зачем простое действие, учащее обожать премьера, надо превращать в дорогостоящие сатурналии»
«И тут я сразу ощутил, как погружаюсь в затхлую атмосферу провинциального убожества…