Online812

                  Оговорюсь для конспирологов с нищенской психологией, которые все человеческие действия рассматривают с позиции «купленности»: это не значит, что Эрнст покупает критиков и проплачивает рецензии (в нынешней России эта практика вообще не в ходу). Но каждый рецензент, ещё даже не побывав на «Высоцком», точно знал, как будет строиться его статья. Знал это и я.

Цитаты из песен Высоцкого по всему тексту, желательно – в каждом абзаце, самую лучшую – на финал, самую простую – в название (возможны варианты; например, не из самого Высоцкого брать цитату, а из какого-нибудь текста на его смерть: Окуджавы, Градского, на худой конец – Гафта.) Тщательная сверка событий сценария с мемуарами и байками. Плавный переход к следующему абзацу – исторической справке о персонажах, окружающих Высоцкого в фильме, об их двусмысленной роли в жизни поэта (а в жизни какого поэта роль окружавших его людей не была двусмысленной, от Жуковского и Натальи Гончаровой начиная?), а также приходится ли Павел Леонидов родственником играющему его Максиму Леонидову.

Далее: как отображена эпоха, в особенности – пасущие Высоцкого гэбисты; здесь нужны пол-абзаца на тему нынешней рецепции брежневского периода (NB: упомянуть Пескова!) и связи Эрнста с идеологами путинского режима. (В сегодняшней, послевыборной ситуации эти рассуждения, впрочем, неизбежно разрастаются на абзац, – но, будем надеяться, ситуация эта спродюсирована все же не Эрнстом, и частью большого продюсерского проекта «Высоцкий» она не является). Похвалить актеров, уделив целых три фразы Андрею Смолякову в роли полковника КГБ; как всегда, отдельно восхититься Андреем Паниным; пожалеть, что Акиньшина играет то же, что и всегда, – впрочем, без помарок; поощрить серьезность, с которой медийное лицо Ваня Ургант подошел к работе над важным фильмом.

И перейти наконец к главному, душераздирающему вопросу: ну кто же, кто играет Высоцкого? «Похож», «не похож» или «не так чтобы очень похож» – это даже вопрос второй; а вот детективная интрига с исполнителем – тут нам есть где разгуляться. Вот Безруков мелькает в самом начале на правах камео – ах нет, на правах живца: намек ли это на то, что он и есть тот самый таинственный исполнитель (иначе что звезда первой величины вообще тут делала бы?), или ложная наводка для легковеров? Технология «вброса» слухов в расчете на сарафанное радио была опробована Эрнстом уже на «Чужой»: там вопрос состоял в том, не сам ли Эрнст был подлинным постановщиком под прикрытием зиц-дебютанта Антона Борматова.

Дальше, если печатные площади позволяют, буквально несколько общих фраз про постановщика Петра Буслова: вот, мол, сначала был «Бумер», а теперь, значит, «Высоцкий», и (тут критик демонстрирует взвешенность своей позиции) хоть малый бюджет обаятельнее, но крупный – подлинная проверка на профессию. И наконец — право на авторское высказывание главный синефил 90-х Эрнст чтит свято – в финальном абзаце идет произвольная программа. О том, как нам и сейчас важен Высоцкий; о поэте и режиме; о поэте в России; об особенностях национальной кинополитики; о том, что, с одной стороны, нельзя не признать, но с другой стороны, нельзя не учесть. В общем, как угодно, в зависимости от резвости пера, выйти на финальную цитату из Высоцкого. Благо многоголосие его творческого наследия предоставляет широчайший выбор.

Столь подробно изложив рецензию, которую (пред)полагалось написать, смешно было бы уверять читателя, что писать ее в таком виде нет ни желания, ни резона. И тем не менее это именно так. Искусно расставленные Эрнстом для нашего брата манки работают на сверхзадачу любого продюсера: обеспечить успех фильма вне зависимости от его качества. Уже в момент разработки проекта – до того, как начнутся съемки и станет ясной какая бы то ни была конкретика продукта. Это не платье, которое призвано скрыть недостатки данной конкретной фигуры; это скорее вуаль, за которой может располагаться вообще любое лицо: хоть со шрамами, хоть с веснушками. Фильм «Высоцкий. Спасибо, что живой» – энциклопедия отвлекающих маневров, составленная подлинным профи этого дела. Проблема лишь в том, что купиться на любой из этих маневров – значит стать соучастником. А фильм, спродюсированный Эрнстом и поставленный Бусловым невесть с кем в заглавной роли, должен бы идти по статье, по которой и соучастие чревато большим сроком. Не террор. Но уж бандитизм-то точно.

Только профаны считают, что диктатура (политическая или продюсерская) – это когда навязывают готовые ответы. Диктатура – это навязывание вопросов. Большой профессионал этого дела Йозеф Геббельс всячески предостерегал своих подчиненных от назойливой пропаганды – и очень радовался, когда задуманный им фильм (скажем, об эвтаназии) вызывал бурную полемику в обществе. Потому что оказывалось, что здесь есть о чем полемизировать. Дальше – дело привыкания. Как ответит рецензент «Высоцкого» на  перечисленные вопросы – его личное дело. Потому что это неважно. Главное, чтобы он отвечал именно на них.

Цитировать Высоцкого в связи с «Высоцким» – значит признать, что фигура великого певца имеет хоть какое-то отношение к происходящему на экране; а это не так. Разбираться в советских реалиях конца 70-х или в деталях биографии героя, сопоставляя их с фильмом, – значит признать такое сопоставление правомочным; а это не так. Строить предположения об актере, играющем главную роль, – значит перевести разговор в плоскость «актерской игры»; а для этого не имеется никаких оснований: фигурант, бродящий по экрану и зыркающий по сторонам, выпятивши свой волевой накладной подбородок, – делает это настолько плохо, что  хочется послать его на стажировку в «Большую разницу». Если, разговаривая с оппонентом, мы употребляем взвешенные, разумные, точные аргументы, то тем самым признаем за ним возможность их понять.

Любая профессиональная дискуссия о фильме «Высоцкий» невозможна. Нет повода.
Что толку поминать «Последние дни» Булгакова и «Последнюю дорогу» Гордина и Менакера, которые рассказали о Пушкине, не выводя его к зрителю, предоставив свите играть короля? А ведь их задача была куда менее насущной: Пушкин нам известен лишь по живописным портретам, Высоцкий же – по фильмам и аудиозаписям, да и живых свидетелей еще предостаточно. Что толку рассуждать об опасностях кинобиографий кинозвезд, о неимитируемой индивидуальности фотогении, о необходимости эффекта отчуждения как гаранта авторской честности и о прочих важных материях?

Главная проблема фильма «Высоцкий» не в том, что он плох до беспомощности; он еще и попросту глуп. В финальной сцене, когда матерый полковник КГБ сплетает сеть шантажа вокруг бедолаги-протагониста (назвать его Высоцким никак не выходит), тот читает своему гонителю пару строк из Пушкина про птичку да про свободу, – и полковник, просветлев прекрасным лицом (а лицо отличного актёра Андрея Смолякова и впрямь прекрасно, не чета собеседнику), немедленно отпускает его восвояси, а затем, поддавшись страстному порыву, уничтожает все улики на фоне закатного солнца и взлетающего в небесную высь самолета. И что, тут правда есть повод поговорить об идеологических нюансах брежневской эпохи и специфике психологии людей в погонах? Нравоучительно и серьезно указать на то, что авторы, кажется, не читали ни рассказа Владимова «Не обращайте вниманья, маэстро», ни хотя бы «Штрихов к портрету» Губермана? Да не стоит стараний. Ведь это значит предположить, что если б прочли, сделали бы иначе. Но прочитанный том ЖЗЛ о Чапаеве не влияет на способ рассказывать анекдоты о Василь Иваныче.

Самый очевидный, самый вопиющий, самый смехотворный прокол авторов – конечно, с подзаголовком фильма. К тому небольшому гомункулусу с п(р)отухшими глазами и землистым цветом кожи, что так загадочно-таинственно не указан в титрах, можно применить массу звучных эпитетов, – но только не «живой». Как есть, нежить. И никакие объективные медицинские обстоятельства последних месяцев жизни Высоцкого тут ни при чем; самый забавный момент в фильме – это когда врач мерит своему пациенту пульс.

Ну нет там пульса, это же с первого кадра очевидно. Даже в пресс-релизе написано: «компьютерная графика». Он бы этому Горлуму еще температуру померил – не перегревается ли процессор. Вся истерика вокруг бездыханного тела в сцене клинической смерти сыграна и вправду хорошими актерами как этюд на тему «поднимите ему веки». «Воскресение», – пораженно шелестит своим фирменным сбивчивым шепотком Андрей Панин, – «восемь минут, за это время мозг умирает». Не беспокойтесь так, доктор, это только у живых. А здесь работают другие законы. И финальная цитата выглядит примерно так: «Неправильно, неправильно Чапай идет на дно».                      

ранее:

Стоит ли идти в кино на «Поля смерти»?
Cтоит ли идти в кино на «Жила-была одна баба»?