Online812

             - Почему наши власти не борются с нелегальной миграцией?
– Те готовы работать за треть зарплаты российского гражданина. Предприниматели  строят на них свой бизнес, а потребители этого бизнеса все мы. Кто согласится платить, скажем, за жилье вдвое больше, если его будут строить исключительно соотечественники? Поэтому существует негласный общественный договор между бизнесом, гражданами, властью и нелегалами.

- Сколько гастрабайтеров, то есть неграждан РФ, работает в России?
– Цифры сильно разнятся. По разным оценкам, не меньше 3 млн и не больше 5 – 6 млн. От 5 – 10% всего трудоспособного населения. Легальные работники и нелегалы делятся примерно поровну.

- А сколько безработных в России? Утверждалось, что в 2011 году безработными были  6,5% от трудоспособного населения, или 5 млн человек. Это реальные цифры?
– Формально это правильно, но у нас есть еще так называемая плохая занятость. Это занятость тех, кто получает низкую зарплату на предприятиях (примерно 50% от средней). Их держат на всякий  случай, вдруг заказ подвалит – или потому, что губернаторы давят на хозяев бизнеса, не позволяя «выкидывать людей на улицу». В 1990-е годы их было 40 – 50% от всех занятых, сейчас 10%, 7 – 8 млн человек, которые заведомо тратят больше чем создают. Эти рабочие места должны исчезнуть.

- Эти 7 млн плохо занятых могли бы заменить мигрантов?
– Нет. Они находятся не там, где востребованы: или в малых городах, или на Северном Кавказе. Или не хотят заниматься тяжелым и монотонным ручным трудом. В последние годы в экономику приходит примерно 200 тыс. чел. в год людей, получивших плохое высшее образование и предпочитающих работать дешевыми клерками. Но не водить автобус, даже если там платят в 2 раза больше. Может, их бы и взяли, но они сами считают такую работу непрестижной. У нас таких рабочих мест (с монотонным, физическим трудом) 25%, а желающих на них работать 10%. Разница – места для мигрантов. Но их дети захотят более престижной работы, и стране потребуются новые мигранты. Это не только российская ситуация – через нее прошли все развитые страны.

- Если мигранты, которые остаются в России насовсем, откажутся адаптироваться, как произошло в Европе, что делать?
– Нельзя обособлять мигрантов, недопустимы ситуации, когда несколько лет назад в Москве было около 20 мононациональных школ, где русским языком часто не пользовались за ненадобностью.

Сейчас принято решение, что в любом классе не должно быть более 15%  детей мигрантов. Семьи тем самым побуждают расселяться по разным районам. 

Государству придется за свой счет их учить, лечить и делать нашими гражданами. Демографическая ситуация требует ежегодного притока в Россию  порядка 300 тысяч мигрантов, иначе экономика будет падать.

– Теперь о пенсионной реформе. Власти заявили, что не будут поднимать пенсионный возраст. Это приведет к увеличению как минимального трудового стажа, так и стажа, необходимого  для получения полной пенсии?
– Чудес не бывает. Денег не хватит, если люди работают в среднем 30 лет, а на пенсии живут в среднем 15 – 20. Трудовой стаж для получения нормальной пенсии должен составлять 40 лет. Минимальный стаж для получения трудовой пенсии формально может быть любым, но тогда 5 лет стажа дадут 1000 рублей в месяц. Можно на них прожить? Для получения пенсии, на которую можно прожить, стаж должен быть не меньше 25 лет.

- Какую пенсию вы считаете нормальной?
– Не менее трети от зарплаты, а оптимально половину. Тогда пенсионер может сохранить ключевые элементы привычного образа жизни. Нынешняя пенсия 8 тысяч, умножив на 3, получим среднюю зарплату. Поэтому большинству нынешняя пенсионная система кажется приемлемой. Но для среднего класса с зарплатой в 75 тысяч такая пенсия психологически просто не существует – вот почему такие люди или делают накопления, или работают до 75 лет. А нужно, чтобы пенсия давала возможность жить только на нее и жить полноценно, не меняя привычек и не выезжая из прежней квартиры.

- И как этого достичь?
– У нас есть пять-семь лет, после чего средний класс составит 40% населения. К этому времени пенсионная система должны быть перенастроена на накопительные механизмы. Люди  должны отчислять деньги на свою будущую пенсию (инвестировать в себя,  возможно, до 20% доходов) с первого дня работы,  а государство – гарантировать их сохранность и прирост. Резервный фонд на это можно нацелить.

- На днях Россия вступает в ВТО. Все громче разговоры о минусах этого шага. А в чем плюсы?
– Фактически это – завершение перехода к рыночной экономике, «стартовавшего» в конце 80-х. Надо привыкать к открытой экономике и к конкуренции с самым лучшим.

Плюсы будут и для активного бизнеса, и для широких кругов потребителей. Предприимчивых русских людей, которых немало, вступление в ВТО должно устраивать. Это законный доступ на «чужие» рынки, который сегодня практически закрыт для российских предпринимателей. Конечно, государство должно научиться использовать правила и механизмы ВТО, чтобы защищать наших соотечественников на рынках Франции или Индонезии.

Для потребителей ВТО – это не только удешевление некоторых товаров, это повышение качества услуг и качества жизни вообще. Вступление  в ВТО, например, способно сократить  пробки на дорогах.  

- Каким образом?
– На рынок выйдут крупные страховые компании, которые не будут экономить копейку, поступаясь своей репутацией, – и требовать от участников мелких ДТП справку с печатью от ГИБДД. Половина пробок – это заторы, созданные ожиданием ГАИ.
Минусы ВТО – необходимость прямой бюджетной поддержки сельского хозяйства. Но и тут нам надо защищать не производителя «родом из России», а того, кто здесь работает и платит нам налоги. В том числе иностранца, организовавшего производство в России.

– Что будет тогда с нашим машиностроением?
– Без всякого ВТО выжило только 20% от прежнего машиностроения. Хуже ему уже не будет. Наша сфера – малые серии, сложные производства, например, самолеты, турбины, приборы. Там, где требуется постоянные изменения, где инженер-проектировщик постоянно работает рядом с серийным инженером.

- Такая промышленность может спасти страну от сырьевой зависимости?
– Традиционная промышленность (и тем более мелкосерийное производство) уже не займет места, сопоставимого с ТЭКом, и не только в России. Будущее экономики – технологические и культурные инновации, образование и прежде всего -  медицина.  Помирать никому не хочется, наше тело будет потребителем инноваций, к 2050 году это будет рынок, сопоставимый по объему со всей остальной экономикой. Второе – это рынок впечатлений, от хороших ресторанов до дизайна любой продукции. Сейчас iPhone стоит в Штатах 400 долларов, при этом детали и сборка стоят 15 – 25 долларов, все остальное стоит бренд, креативная работа.

Здесь у России все возможности реализовать наши образовательные и культурные преимущества – важно только, чтобы руководство страны не обитало бы психологически в прошлом веке. Сейчас мы на поддержку традиционных, в том числе сборочных, проектов тратим не меньше, чем на образование, здравоохранение и культуру вместе взятые.

– Вы вошли в большое правительство?
– Мы это пока обсуждаем.

- Тогда объясните – зачем оно надо?
– Это попытка исполнительной власти найти интерфейс для диалога с обществом, причем при подготовке решений, а не после их принятия. Под обществом подразумеваются эксперты и объединения профессионалов, предпринимателей и т.д.  Работать это должно в виде экспертного совета правительства и советов ведомств. Они будут сформированы частью – решением премьер-министра и частью – на основе интернет-голосования.