Online812

                А в том, что когда она – судя по всему, без предупреждения – была вынуждена представить фильм закрытия, «Возлюбленных» Кристофа Оноре, – что она и сделала, – Игорь Верник, мечтательно улыбаясь, начал прилюдно фантазировать в микрофон – насколько лучше был бы этот фильм, если бы в нем играла такая великая актриса, как Катрин Денев…

Великая актриса придвинулась к своему микрофону вплотную. Сделала секундную паузу, чтобы перевести дыхание. И отчеканила во всеуслышание – словно перед шеренгой выстроившихся на плацу идиотов – и с тем металлом в голосе, который отечественной литейной промышленности еще не по плечу: «Я играла в этом фильме. А поставил его Кристоф Оноре. А называется он «Возлюбленные»». И я бы с радостью написал, что тут-де в зале повисла неловкая пауза. Но пауза не повисла. Меру позора произошедшего, кажется, поняли немногие. Остальные направились в буфет создавать веселую толчею.

Проблема не в самой по себе дурной организации: во-первых, каких только накладок не бывает, во-вторых, организация в целом была вовсе не дурна. За те десять дней, что мне довелось отработать в жюри международной критики, почти ничто в действиях фестивальных служб не заслужило ни единого упрека. Однако этот конфуз на финальной церемонии выдал с головой главную, стилеобразующую проблему Московского кинофестиваля: ту, что не искупишь ни самыми обильными программами, ни роскошью, которой устроители окружили дорогих гостей. Когда в начале 1991 года Годар гостил в Москве, то обронил – мимоходом, как это ему свойственно, – фразу: «Ведь фестиваль в Мозамбике или Москве еще ужаснее, чем, скажем, в Нью-Йорке». Вот это коротенькое «или» за минувшие два десятилетия так никуда и не делось. Имя той главной – да пусть хоть единственной – проблеме ММКФ – провинциальность. Во всем: от той самой пылящей в глаза роскоши – до состава конкурсной программы. Не худшая из проблем, ладно; на фестивалях в каком-нибудь Каире или Уагадугу все намного, намного хуже – настолько, что просто-таки смешно. Вот только возможностей решить ее не видно ни малейших. И даже понимания того, что здесь вообще есть что решать. Краткий курс истории отечественного кино: от «Потемкинской лестницы» к потемкинской деревне. Исконная российская хлебосольная бестолковость. Песнь торжествующей искренности.

Провинциальность конкурсной программы – не в том, конечно, что не все семнадцать ее фильмов были восхитительны; Каннский или Венецианский конкурсы тоже не сплошь из шедевров состоят, да так и не бывает. Объяснения тому, почему отобранные фильмы столь разношерстны и необязательны, было предложено на всякий случай два: во-первых, все хорошие фильмы разбирают фестивали более статусные, а во-вторых, это делалось специально – дабы продемонстрировать как можно более широкий срез актуального кинопроцесса. Объяснения приемлемые, хотя и слегка жалкие, и напоминают старинный анекдот про соседку, одолжившую кувшин и вернувшую его побитым: во-первых, не брала, во-вторых, не била, в-третьих, когда брала, он уже был побит. Вот только их не хватит, например, для того, чтобы ответить на вопрос: что в конкурсной программе делает фильм «Апостол» – полнометражная испанская 3D-анимация? Хороший он, плохой – не суть (на самом деле, ни то ни се); просто – что он тут делает? По каким критериям предлагается ему конкурировать с остальными шестнадцатью игровыми? Позарез хочется показать – так на то предусмотрен формат «спецпоказа». Зачем же подставлять авторов, изначально не давая им ни единого шанса, – из одной щедрости и отзывчивости, они же – жадность и невзыскательность?

Впрочем, формат «спецпоказа» тут не для одного только «Апостола» пришлось бы вводить. Еще, скажем, для латышско-российского опуса с эпическим названием «Гольфстрим под айсбергом», второго фильма Евгения Пашкевича (первый был им снят на излете 80-х). Изумляющая постановочным размахом история праматери Лилит своими творческими кондициями навевала ностальгические воспоминания о лихой эпохе кооперативного кино: меха, зеркала, обнаженка, килограммы туши для ресниц (той, которая удваивает), многозначительные (и очень громкие) шумы, вечный испуг на лицах актёров (в том числе хороших), которые при включённой камере принуждены нести какую-то высокопарную чушь. Этакая помесь Арцыбашева с Ильёй Глазуновым: два с половиной часа экранного времени режиссер пытается сложить слово «ВЕЧНОСТЬ», а получается непременно «Б***СТВО». Может, и вправду не видит разницы. Двенадцать лет работы над проектом – это, конечно, почтенно; но при чем тут конкурс фестиваля класса «A»?

Были и случаи потоньше. Скажем, «Орда» Андрея Прошкина – фильм совсем не плохой, а по некоторым параметрам так и вовсе выдающийся (подробнее о нем надо будет написать, когда фильм выйдет в прокат), – но решительно не фестивального формата. Хорошо, правильно, достойно всяческой похвалы, что несравненная Роза Хайруллина получила от фестиваля приз за лучшую женскую роль, – возможно, это и оправдывает присутствие «Орды» в конкурсе. Но не странно ли, что это самое присутствие вообще нуждается в оправданиях? Фильм Прошкина, каким бы он ни был, – исторический блокбастер; он уже прочно застолбил себе место в лидерах грядущих церемоний «Ники» и «Золотого Орла», и хочется надеяться, что Хайруллину не обойдут хотя бы номинациями и там, – но по всем регламентам только там ему и положено обретать призы. С них, пожалуй, станется на следующий Московский фестиваль ещё и бондарчуковский «Сталинград» отправить. Чтобы уж совсем до смешного дошло.

Говорить об отдельных фильмах здесь, вероятно, не стоит: лучшие из них, можно надеяться, выйдут в российский прокат, пусть и ограниченный. Стоит упомянуть разве что об одном, который оказался полностью обойден призами всех жюри (и даже в нашем на самом последнем этапе уступил место безупречно исполненной остросоциальной итальянской драме «A. C. A. B. – Все копы ублюдки») и потому, возможно, будет обойден и прокатной судьбой: об очередном образце иранского неоверизма «Взрослея вместе с ветром». Тонкий, поэтичный, хоть и начисто лишённый особых изысков, – фильм Рахбара Ганбари располагается вдали от примет жгучей актуальности, столь ценимой всеми фестивальными жюри, и, пожалуй, даже не торит новых путей в киноискусстве. Он всего лишь уверенно следует по уже проторенным, хорошо зная о том, куда и зачем они ведут. Как раз из тех фильмов, для которых в мире кино и существуют фестивали. По идее – даже Московский.                    

Алексей ГУСЕВ