Online812

          - Ваша новая книга «Священный мусор» – сборник эссе, мемуаров и интервью. Прежде вы  будто прятались за спинами своих героев, а сейчас продемонстрировали: «Вот она я». Потому что время пришло?
- Возраст, наверное. Говорят, перед смертью умирающего проходит панорама его жизни. Я сильно болела, это очень важный опыт – болезнь. Сейчас я вроде в порядке, но все равно есть ощущение огромной ценности времени, из-за чего возникло желание освободиться от балласта, от всего необязательного. Занялась своего рода чисткой. Занятие оказалось очень увлекательным – поняла, что ничего выбросить нельзя. Вот из этого и сложилась книга.

- Одна дама, убирая квартиру покойных родителей мужа, обнаружила их лирические письма. «Что будем с ними делать?» – спросил муж. И услышал в ответ: «На помойку, кому они нужны?»  Это нормальная реакция?
- Это нормальная реакция для «манкурта». Это Чингиз Айтматов придумал? Полная победа животного в человеке. Память – великая драгоценность – на ней держится все: история человечества, его культура, его будущее. Ужасная, ужасная история. В молодые годы я тоже кое-что выбросила, но потом спохватилась. Когда умерла моя бабушка, получила в наследство сундучок из ивовых веток, довольно большой: девочкой я в него пряталась. Он был полон бумаг. Бабушка последние годы была «очеркистом», как она сама говорила. На самом деле была она графоманка, как и я. Без любви к этому занятию – выведения букв на бумаге, – никакого писателя быть не может. Словом, привезла я этот сундук с Поварской на Белорусский вокзал, где у меня была крохотная квартира и крохотный ребенок, и полезли из сундучка клопы со страшной силой. Я выставила сундучок на балкон, благо была зима. Клопы, конечно, померзли. Но я не озаботилась втащить сундук в дом, когда полили дожди, и большая честь содержимого растворилась в весенних дождях. Но переписку бабушки и дедушки с 1911 года я по какому-то наитию на балкон не выставила. Вот, в прошлом году исполнилось ровно сто лет от начала этой переписки, и я ее вскрыла.

Я так долго боялась открывать эти письма, потому что опасалась всяких скелетов, которые неизбежно начинают сыпаться из таких мест. Скелеты, конечно, появились – но какое богатство оказалось в моих руках! Отец почти ничего не говорил о своем отце, моем деде. И вот только в этом году я познакомилась, наконец, с моим дедом Яковом Самойловичем Улицким. Он полжизни провел в лагерях и ссылках – откуда и переписка. И это одно из самых больших открытий моей жизни. Это было из последних поколений людей, которые писали письма -  жанр умер. Электронная почта его убила и похоронила.

- От нашего времени вообще мало чего останется. Сегодня проще купить новый телевизор, нежели его починить. Вещь обесценивается вконец. Или это вечное бухтение про времена и нравы?
- Нет, не бухтение. Это конец одной цивилизации и начало новой, крайне мне неприятной. За этим «паровозом», задрав штаны, бежать не хочется. Хотя бегу, с большой неохотой. Одноразовая вещь – символ нашего времени. Ненавижу одноразовые вещи. Я давно не штопаю чулки и не ставлю заплаты, но с большим уважением отношусь ко всякому старью. Я отношусь к тем «зеленоватым» идиотам, которые избегают пластиковых пакетов и доедают положенное на тарелку до последней ложки. Изобилие меня пугает и вызывает отвращение.

- Вы часто говорите о себе как о естествоиспытателе (Улицкая по образованию биолог-генетик). Что для вас важно в человеке – как естествоиспытателю?
- Человек – самый интересный живой объект мироздания. Он исследует сам себя и окружающий мир, единственный в мире, кто на это способен. Он прекрасен. Точнее – он может быть прекрасен более чем какая-либо другая тварь на Земле. Он создал не только эстетику, но и этику: он не только познал добро и зло, но в некотором смысле и создал их.

- Фрейд рассматривал человеческое существо как нечто обусловленное сексом. Юнг сосредотачивал  внимание на интеллекте человека. На чьей вы стороне?
- Из этой компании мне, пожалуй, всех ближе Эрих Фромм. Фрейд совершил колоссальный прорыв, и Юнг прекрасно его «одернул», но сегодня наука живет на молекулярном уровне, о котором не могли знать в начале ХХ века. Человеческая наука о человеке находится сейчас  перед огромным рывком, она уже, быть может, взлетела… А в той новой науке нет ни верха, ни низа – там есть биохимия, молекулы, которые регулируют и условный верх, и условный низ. Реализуется, таким образом, эзотерическая мечта о целостном знании.

- Все это не отвечает на главный вопрос – есть ли в нашем существовании смысл? Или стоит смириться с тем, что человек  всего лишь развившееся животное?
- Не знаю, не знаю. В своем существовании я усматриваю некоторый смысл: во-первых, мне очень интересно, я неплохо провела здесь время, и собираюсь еще немного здесь порадоваться. Стоит смириться, конечно, с тем, что мы, развившиеся животные, осознаем конечность нашей жизни, строим разные фантастические построения относительно жизни после смерти. Это – область веры. Она плохо согласуется с наукой. Но я свободный художник, не обязана  подчиняться логике.

- Как вы относитесь к появлению таких пародийных символов религиозных скептиков, как Летающий Макаронный Монстр?
- До сих пор я жила, совершенно ничего не зная о Летающем Макаронном Монстре. Признаюсь, по причине своего высокомерия, потому что не дочитала книгу Доккинза, посчитав, что все это я и так знаю… Как человек ужасно любопытный, я «Макаронного Монстра» «отгуглила» и пришла в восторг! Теперь вот подумываю о смене конфессии.

- Вы сравнили современное общество с сообществом недоразвившихся личинок. Это проблема инфантилизации. Но есть же библейское «будьте как дети» – то есть это хорошо? 
- Да, мне уже однажды кто-то указывал на эту евангельскую цитату. Что я могу вам ответить на это? Евангелие писали не специалисты по детской психологии. Современная детская психология знает, что дети способны на жестокость большую, чем взрослые, поскольку корректирующие механизмы включаются с возрастом. Любознательному мальчику ничего не стоит разрезать живую лягушку, чтобы посмотреть, что у нее внутри, как это он делает с игрушечным паровозиком. А уж как они бывают жестоки друг с другом!

Нет, мы должны быть сегодня не как дети, а как взрослые, отвечающие за свои поступки и предвидящие их последствия. Однако у современного общества иной запрос – не философского или художественного осмысления мира, а поиск удовольствия, развлечения, наслаждения. Это именно то, чего хочет ребенок: сначала удовлетворения физиологических нужд, а потом развлечения и наслаждения. Это опасное направление развития.