Online812

          - Ваш последний фильм «Поклонница» о Чехове. Как вам удалось найти деньги на такую некоммерческую картину?
- Чехова я любил с детства. Но что мы знаем о Чехове, как о человеке? Он был очень закрытым, и не распространялся о своей жизни, которая, как и его литература, была смешной и грустной. Меня всегда привлекала его независимость и человеколюбие. Поэтому когда появилась возможность сделать фильм о Чехове, его частной  жизни, и попытался сделать все, чтобы фильм состоялся.

Но было много препятствий, и даже неожиданных. Фильм я хотел сделать к 150-летию со дня рождения писателя.  Но получилось так, что, приготовившись к этой работе и начав ее,  обнаружил, что начался очередной кризис. Государство тут же тихо отодвинулось в сторону и потеряло интерес к Чехову. Мы остались с долгами, потому что, будучи уверенными, что картина должны выйти, много авансировали и брали на себя разные обязательства. Процесс съемок завис, и было непонятно, как выкарабкиваться. Но поскольку останавливаться было невозможно, то единственный путь был – двигаться вперед. А как двигаться, когда нет  денег и есть только долги?

Оказывается в наше меркантильное время нашлись люди, которые продолжали работать,  оказались верны тому, что мы собирались делать. Работать получалось «короткими перебежками», снимали маленькими кусочками, как только появлялась  возможность. В итоге фильм был снят через три года.

- До того, как вы сняли свои первые фильмы «Пес Барбос» и «Начальник Чукотки», вы много лет  работали в  документальном кино. Вот пара названий из энциклопедии  – «В колхозном клубе» и «За новые луга и пастбища». Помните, о чем они были?
- Если это можно назвать творческой деятельностью, то начиналась  она у меня на студии научно-популярных фильмов. ВГИК я закончил во время жестокого сталинского малокартинья – в год снимали по пять фильмов. Вот такой был «размах» кинопроизводства. Возможностей заниматься художественным кино не было, и после окончания ВГИКа меня направили в Ленинград, на студию научно-популярных фильмов. Там я и стал делать первые шаги в кино.

Эта студия жила за счет заказных картин – на тему санпросвета, учебных – каждое ведомство заказывало фильмы на свой вкус. Я благодарен этой студии за то, что по-настоящему увидел страну. Изъездил ее вдоль и поперек,  встречался с разными людьми разных профессий. Съемочная группа  состояла из трех-четырех человек. Я был и директором, и режиссером-постановщиком, и еще бог знает кто.

В тоже время студия была и студия  для ссыльных. В нее «ссылали» работать всех неблагополучных и подозрительных. Тут они занимались отнюдь не художественными делами. Там было много ярких людей.

- Фильмы эти вроде и документальные, но выходило все лучше, чем в реальности. Как это получалось?
- Они были полупостановочные. На некоторых картинах, особенно связанных с сельским хозяйством, была должность  ассистента, который занимался костюмами. То есть он переодевал колхозников, участвовавших в съемках, делал их благообразнее.

- Вы сказали, что  объездили всю страну. Если сравнить советскую провинцию 1950 – 1960-х годов и сегодняшнюю – она изменилась?
- Пожалуй, да. Но я сказал бы – пожалуй. Потому что Москва и Петербург – это другие ипостаси, иные ритмы, другое самоощущение людей.  Все таки, хотя и живу в Питере, считаю себя провинциальным. Я коренной сибиряк, и никогда от этого не отказывался, продолжаю им быть. Наверное,  это российская особенность, что есть такие островки европеизированного существования, как Москва и Петербург, а рядом – Россия коренная, живущая в другом времени и другими интересами.

Школу я заканчивал в Ханты-Мансийске, в котором тогда было много ссыльных. У нас преподавали  профессора  из московских институтов. Они уже не могли валить лес, поэтому эти люди высочайшего образования и преподавали в обычной средней школе.

- Значит, от сталинских репрессий была польза для провинции?
- В этом парадокс нашей родины.

- Ваш коллега Сокуров  много говорит о падении уровня культуры в современном обществе, сравнивая его с советским периодом. Насколько он прав?
- Я не сказал бы, что она упала, хотя для этого делается много усилиями нашей прессы и телевидения. Как-то я задался задачей: что узнаю, если буду смотреть телевизор весь день? Узнал про десять-двенадцать убийств, какое-то гигантское количество изнасилований. Ощущение, что из этого и состоит наша жизнь.

- А на самом деле все не так? Вас что в нынешней жизни не устраивает?
- Раньше слово «карьера» было ругательным. Сейчас карьера двигатель жизни и ее цель. Важен стал не труд, не открытие для себя чего-то нового, а карьера. А что такое карьера? Это, прежде всего, попытка приспособится, влиться в общую  струю, и оказаться чуть ярче, и, я сказал бы, чуть наглее. Такие периоды безвременья возникают на каждом историческом этапе.

- Вы считаете, что сейчас безвременье?
- Да.

- Это из-за Путина?
- Это не имеет значения – Путин или не Путин. Я говорю о состоянии умов.

- А вот наша пропаганда  утверждает, что Россия уже встала с колен и идет к светлому будущему…
- Чтобы встать с колен, сначала надо встать на четвереньки,  и потом потихоньку приподниматься. А во времена безвременья как будто все провисает.

- У вас с карьерой получилось?
- С какой?...  Я был депутатом Ленсовета три созыва. Но это не карьера.

- Но вас же выбрали.
- Как при советской власти выдвигали и выбирали знают все. Это была смешная система. Она до сих пор благополучно действует. Известного человека выдвигали, потом работала машина голосования, но все это было театром.

- Зачем вам было это нужно?
- Если меня выбирали депутатом Ленсовета, то я хоть в какой-то мере мог воздействовать и влиять на какие-то процессы. В  мелочах. Сейчас мы иногда вспоминаем ностальгически, как поступали в отношении чего-то по справедливости.  Не надо рисовать прошлое только черной краской.  Были регламентированные правила существования, которые раздражали, но они есть и сегодня, и также раздражают. Так было всегда в России. Но жизнь все равно продолжалась, и неплохие люди были и тогда, да и таланты хорошего масштаба тоже были.

- А фильмы клались на полку.
- Как только началась перестройка, то выяснилось, что все вокруг страдальцы. Каждый с гордостью говорил «У меня картину закрыли», «Мне не дали сделать то-то», «Я пострадал». Но если вдуматься: что такое человек, называющий себя художником? Он что, просто служит или делает карьеру? Если у него есть потребность высказаться, познать мир и передать другим свое представление о нем другим, то он должен понимать, что он обязательно будет страдающей фигурой. Потому что государство – это механизм, в той или иной степени регламентирующий, справедливо или нет, но регламентирующий человеческую жизнь.

Если ты художник, то волей-неволей будешь что-то разрушать, ставить под сомнение и вступать в конфликт с государством, которое априори относится жестче к соприкасающейся с ним живой жизнью, не поддающейся узаконениям.  Если ты стараешься рассказать человеку о его жизни, и при этом что-то отвергать, то ты берешь на себя ответственность, и должен быть готов к неприятностям.

- Кино коллективное творчество?
- Нет.

- Считается, что профессионализм специалистов в разных областях -  в медицине, на производстве, в науке – падает. А в кино?
- Конечно. То падение профессионализма, о котором вы говорите, происходит и в гуманитарной сфере,  и в технической. Это все идет из девяностых, когда пустяковые учебные заведения превращались в академии. Такие же процессы и в кино. Но тут, на мой взгляд, нужно быть острожным, чтобы не показалось, что это  стариковская точка зрения. Талантливые люди всегда были и будут. И всегда будет противоречие между поколениями.

- Вас не удивляют гонорары наших актеров?
- Тут кочегарит телевидение. Вся наша звездная система -  телевизионная. У нас на «Поклоннице» голливудских гонораров не было. У нас артисты как раз ничего не получали.

- Некоторые ваши коллеги пробуют себя в качестве театральных режиссеров.  У вас нет  такого желания?
- Нет. Я был учеником Михаила Ромма, который говорил: «Театр?.. Вы с ума сошли. Театр вообще не искусство». Он с отвращением относился к нему. «Есть кино, – говорил он. – Зачем вам картонная жизнь, когда мы с вами в состоянии воссоздать настоящую жизнь, настоящую правду?»

Но театр прекрасен своим искусством – непосредственного живого воздействия на человека. Кроме того, театральные актеры владеют талантом коллективного гипноза, и могут держать в разных состояниях зрительные залы.  Театр не заменит кино, а кино -  театра.

- То есть вы с Роммом не согласны?
- Камера беспощаднее. В театре что-то можно замазать, прикрыть, а в кино ничего не прикроешь. Если  что есть, то и есть.               

Андрей МОРОЗОВ

Большую половину жизни человек проводит на работе, а оставшуюся часть – перед телевизором. Ну, вот и представьте себе, вы пришли с работы, поужинали, расположились на уютном диване, включаете телевизор, а он не работает! Что делать? Первое – не паниковать, второе зайти на сайт ремонт телевизоров и вызвать грамотного, квалифицированного специалиста. И ваша жизнь снова станет прекрасна!