Online812

              – Сергей Васильевич,  Йос Стеллинг называет вас своим хорошим другом, говорит, что вы легко и быстро понимаете друг друга, даже не говоря на одном языке. И после работы над «Душкой» ему захотелось повторить этот опыт. А чем вас заинтересовал  Стеллинг?
- А как может не заинтересовать выдающийся, потрясающий режиссер? Я же смотрел его картины. Во-первых, он невероятно образованный и интеллигентный человек. Во-вторых, у него поразительный юмор. С ним находиться рядом – одно удовольствие. И, наконец, он очень любит Чехова.

- Название фильма отсылает к Максиму Горькому, который написал одноименную поэму-сказку про то, что любовь и смерть, как сестры ходят неразлучно. Ваш герой возвращается туда, где встретил свою любовь полвека назад. Но поздно – остается только переживать прошлое в своих воспоминаниях. Это что значит – раньше надо было думать?
- Я по поводу «поздно» ничего вам сказать не могу. Главное, что есть люди, к которым ни «рано», ни «поздно» это чувство не приходит. Вообще. Человек проживает жизнь без любви, при этом может иметь семью, и порой замечательную семью. Но это очень серьезная тема, и думаю, что не стоит в нее вдаваться. Хотя бы для того, чтобы никого нечаянно не обидеть, не оскорбить отсутствием в его жизни любви.

Для чего мы приходим в этот мир? Для счастья или для того, чтобы преодолевать, преодолевать… Знаете, однажды замечательная женщина, Лилиана Зиновьевна Лунгина (филолог, переводчик, автор книги «Подстрочник». – Ред.), рассказывая о себе, заметила: «Я поняла, что у меня есть душа в тот момент, когда я расставалась со своей первой любовью». Когда она уезжала от своего возлюбленного, зная, что навсегда, ей стало так больно, что она поняла: «душа у меня есть». 

- То есть нельзя просто получать удовольствие от жизни, надо обязательно страдать? Это так по-русски.
- Так уж мы устроены, хлебом не корми, дай пострадать.

- Осенью театр Вахтангова играл чеховского «Дядю Ваню» в Лондоне. И англичане русскую душу поняли?
- Да, «Гардиан» (влиятельная газета Великобритании. – Ред.) дала нашему спектаклю «пять звезд». И нам сказали, что такого еще не бывало, чтобы зарубежный театр получил столь высокую оценку. Это был большой, настоящий успех.

- Вот Стеллинг говорит, что в России меланхолия стала формой искусства… Но все же никогда не могла понять, почему на Западе так любят Чехова, с этим его «то ли чаю выпить, то ли повеситься?». 
– Это Елена Андреевна в «Дяде Ване» говорит: «Сегодня хорошая погода». А дядя Ваня ей отвечает: «В такую погоду хорошо повеситься…»

- Абсурд же. И  этот наш крик «я не жил…» они, наверное, не понимают.
- Они понять не могут, это правда. У них возникает вопрос: «Как же не жил, ведь он же родился?» Странно как-то. А нам все понятно – «сложись иначе, из меня мог бы получиться Шопенгауэр, Ницше…».  Есть много примеров такого непонимания. Вот это наше – «вечереет». Иностранцы пытаются перевести как «что-то перед ночью».

- Коряво.
- В том-то и дело. Мы говорим: «Вечереет», и у нас сразу – настроение, воспоминания, запахи.

- А вы любите вспоминать? Или считаете, что не надо оборачиваться? 
 - Если воспоминание приходит, я не буду гнать его палкой. Особенно воспоминания, связанные с запахом. Например, как только я слышу запах жженого керосина, сразу вспоминаю деревню, избу. Мое детство, когда у нас еще не было газа и готовили на керосинках…

А специально оборачиваться назад… Пожалуй, и не надо, а уж тем более пытаться что-то переделать. Глупее не придумаешь. Я иногда занимался такими глупостями, воображал, «а что было бы, если бы». Что было бы, если бы я не пошел поступать в театральный институт, что было бы, останься я в Киеве, что было бы, не встреть я в Одессе свою любимую женщину. Но потом понял, что откровенно на эти вопросы я ответить не могу, что эти фантазии ни к чему не приводят, только силы забирают.  

- То есть не надо жить прошлым.
- Я же не говорю, что это плохо -  на здоровье, пусть. Я на эту тему разговаривал с одним умным человеком. Он спросил меня: «Сережа, как вы фантазируете?»  И я ему рассказал, что вижу во всех подробностях, как я, например, блестяще говорю по-китайски.

- И что ваш собеседник ответил?
- Он сказал, что в таком случае я никогда его не выучу. Почему? Потому что организм уже получил удовольствие, не прилагая к этому никакого усилия. Вы погружаетесь в свои фантазии, потом, очнувшись, видите себя дома, а вовсе не в Китае. Не в Голливуде, и в руках сжимаете не «Оскар», а чашку кофе. Вы говорите себе: «Как же там было хорошо», и снова пытаетесь загнать себя в эту фантазию.

- Это опять-таки по-нашему. Мечтать нам милее, чем что-то сделать.
- Да, мы посидим-помечтаем, в своих мечтах получим то, что не имеем, и спать ляжем. А завтра все сначала. И то, что мы не прикладываем усилия, – плохо, но еще хуже то, что мы стали такими равнодушными… Но сейчас растет другое поколение, надеюсь, оно – другое. Образованнее, свободнее, талантливее.

-  Кшиштоф Занусси рассказывал мне об одном своем мастер-классе, на котором он попросил студентов рассказать о своих важных решениях, трудных моментах жизни. Один студент поднял руку: «Господин профессор, я только одно трудное решение принял – покупать телефон фирмы Nokia или Motorola?»
- А знаете, я не очень люблю сложности в жизни. И не люблю эту коммунистическую фразу «художник должен быть голодным». Категорически так не считаю. Спилберг не голодает. И Джек Николсон. И Мерил Стрип. И это не мешает им быть замечательными художниками.

- А как же не «зарасти жиром»?
- Это другой вопрос.  Для этого необходима постоянная работа, чтобы сохранить душу. Вы ведь наверняка в храм ходите?

- Редко.
-  Но, может быть, наши читатели делают это чаще. И наверняка приобщаются к таинству. И это самое сложное – сохранить благодать в своей душе как можно дольше, не растерять ее в суете повседневности. Но чем больше ты душу свою сохраняешь, тем легче тебе живется.

- Обычно в церковь идут, когда плохо, когда нужна поддержка, когда ищут защиты.
- А настоятель православного храма в Эстонии сказал мне, что хотелось, чтобы мы приходили и в радости, и в счастье. Чтобы мы приходили и благодарили за это чувство. И я прихожу – и когда мне нужна поддержка, и когда я счастлив. Хотя, конечно, ловлю себя на том, что бываю не так часто, как хотелось бы.

- Вы можете разговаривать с Богом громко?
- На эти вопросы я громко не отвечаю…

- А вот католики как будто не  стесняются громко говорить о своей вере.
- В этом и есть наша особенность – мы скромные. Вы знаете, что дисциплинированнее русских туристов нет никого?

- Да ладно!
- Я только что был в Израиле и наблюдал там за французами – на пляже от них утром ор стоит. Так что не нужно постоянно посыпать голову пеплом, мы не самые плохие.

- А кого ни спросишь, все стыдятся своих за границей.
- Вот-вот – пока мы будем себя стыдиться, так и будем жить. Мы стесняемся не там, где нужно. Там, где нужно проявить волю, характер, мы почему-то стесняемся это сделать. Все-таки не преодолеть нам свой генетический страх. И ведь не только перед властью. Когда фанаты в Москве жгли машины, хоть бы одна дорогая машина пострадала? Нет. А все потому, что генетический страх: «хозяйское».

- Ни разу не слышала, чтобы вы жаловались, хотя говорите, что в России страдание – национальная черта.
-  Я не люблю себя в хандре, чувствую, что становлюсь скучным и неинтересным самому себе. А потом, я глубоко убежден, что актер никогда не должен рассказывать публике о своих проблемах. Да, у него такие же проблемы, как у всех. Но все равно, жизнь у него другая, как бы он ни жаловался. Так что – не надо. Не имеет права. Что бы у него ни случилось, что бы ни было на душе – надо лицо держать. Ведь зритель платит деньги, чтобы посмотреть на него успешного, а не на него несчастного. Поэтому я актрисам молодым советую: «Идешь на премьеру – одолжи платье, одолжи бриллианты. Это лучше, нежели жалостливый взгляд: «Ах, я серенькая мышка». Ты же актриса, ты должна быть шикарной».

Я не признаю эту актерскую «кепочку»: «Чтобы меня не узнали». Я в таких случаях говорю: «Поменяй профессию». Когда меня спрашивают: «А вы не устаете от зрительского внимания?», я искренне удивляюсь: «Как можно от этого устать?» Ко мне подходят люди, благодарят: «Спасибо за фильм «Жизнь и судьба». Мы так плакали!» Или: «Когда погиб ваш Фимочка («Ликвидация». – Ред.), у нас дома была трагедия!», «А ваш Черненко из «72 метров» добежал, как вы думаете?». Как же можно от этого устать?