Online812

    На минувшей неделе Путин выступил с колонкой в New York Times, в которой через голову президента обратился к американскому народу – на понятном этому народу языке. Возникла дискуссия. Американские комментаторы спорили, кому зачесть очко в очередном раунде международного препирательства по поводу гражданской войны в Сирии, Путину или Обаме?

Они, конечно, разбирали всю дипломатическую интригу – уже почти трехлетнюю – вокруг смертоубийства в этой ближневосточной стране. Разбирали, опять же, чисто теоретически, как разбирают шахматную партию, потому что никто на самом деле не знает, что творится в Сирии: иностранные журналисты были изгнаны оттуда еще на стадии первых народных волнений.
Проблема Сирии для американской прессы является проблемой Америки – в связи с ней обсуждается статус военных вторжений последнего десятилетия, модифицируется понимание себя как сверхдержавы и оттачивается внутриполитическое противостояние между республиканцами и демократами. Одна крайне правая журналистка, К. Т. Макфарланд, риторически заявляет на сайте телеканала Foxnews, что Путину следовало бы вручить Нобелевскую премию мира. На Путина ей при этом наплевать – она хочет уколоть Обаму, которому норвежцы из каких-то тайных соображений эту премию давно дали. Демократы, в свою очередь, считают, что Обама здорово сыграл, вынудив Путина выступить с мирной инициативой, потому что последнее, чего сейчас хочется американскому обществу – это третья к ряду война в далеком жарком регионе.

В общем, это все про них. Зато сам текст в New York Times – это точно про нас. Во-первых, к Путину он никакого отношения не имеет. Эти колонки по поручению администрации президента размещает агентство Ketchum, по контракту пиарящее Россию и «Газпром» на Западе. Такой типично наш аутсорсинг. Но текст сочиняли все-таки в России – потому что нет ничего более чуждого колумнистике образца The New York Times, чем путинская риторика. Американцев она привела в иступление. Сенатор от демократов Боб Мендез сказал, что его от этой колонки «чуть не вырвало». Республиканец Маккейн называл ее «оскорбительной для разума» (это цитата из «Крестного отца»). Но разобраться в этом тексте по сути может на самом деле только русский человек. Это и сделала Юлия Иоффе – молодая американская журналистка из семьи советских эмигрантов, прославившаяся текстами о митингах и народных гуляньях 2012 года.

Иоффе по абзацам разобрала в The New Republic текст за подписью Путина –  получилось, конечно же, разоблачительно. Потому что Путин не говорит правды, даже когда говорит правду. П. рассуждает о важной роли ООН в разрешении международных конфликтов и призывает США не действовать через голову международной организации? – ОК. А кто блокирует все решения ООН по Сирии? П. говорит, что защищает не Асада, а принципы международного права? – ОК, а кто продает Асаду оружие в обход закона? «Закон есть закон, хотим мы этого или нет», – говорит П. А Иоффе напоминает о русской поговорке про суровость закона, которая смягчается необязательностью его исполнения. «Никто не сомневается, что в Сирии были использованы отравляющие газы» – то есть как это никто, если не далее, чем 21 августа Путин назвал сообщения о применении химического оружия в Сирии «дурью несусветной»? «Опасно закладывать в головы людей идею об их исключительности», – завершает П. – Простите, а как же особый путь, традиционные половые отношения и непостижимая для чужих «суверенная демократия»?»

И тут Иоффе прорывает, и она формулирует в одном предложении то единственное, что Путин умеет делать лучше всех: «Взять слова и понятия с известными всем значениями («законы», «выборы», «конституция»), переопределить их под собственные нужды и потом твердить эти слова, купаясь в их легитимирующей мощи». Именно.