18+

«Cмерть приличного господина обсуждать нельзя, а смерть сильно пившего оппозиционного актера – можно»

11/11/2014

Два вопроса волновали общество: 1) на сколько еще упадет рубль? 2) этично ли обсуждать гибель сына главы администрации президента? За обсуждение рубля еще никто не пострадал. За вопрос о гибели сына с «Эха Москвы» уволили журналиста Плющева.

         Он спросил в Твиттере: считаете ли вы гибель сына доказательством существования бога или высшей справедливости? Сын главы утонул в Эмиратах, вел себя в этот момент достойно – спасал от волн дочку, но до этого – вроде как – вел себя не всегда хорошо.

Газпромовские владельцы «Эха» решили, что журналист нарушил все этические нормы, и общественность в общем и целом согласна с тем, что спрашивать такое неприлично, только увольнять не надо, можно и выговором обойтись.

Я, впрочем, не совсем понимаю, что неэтичного в попытке понять, есть ли высшее предопределение в окончании жизни. Может, как раз для атеистов этот вопрос звучит кощунственно, а для тянущегося к православию общества – в самый раз.

Кстати, история эта почти дословно повторяет сюжет, описанный Торнтоном Уайлдером в книге «Мост короля Людовика Святого». Там про то, что в XVIII веке в Андах обрывается подвесной мост, пять человек погибают, и монах-францисканец пытается понять, почему именно эти пять человек умерли. А поскольку он уверен, что всем управляет бог, то и хочет разобраться, за что бог прервал жизнь этих пятерых. В итоге все заканчивается примерно как с Плющевым, но с поправкой на время действия: монаха сжигают.

У нас вообще с темой смерти сложно. Вроде все еще по Булгакову знают, что человек смертен. И что это еще полбеды. Плохо, что он внезапно смертен. Очевидная несправедливость этого вызывает особое сострадание к внезапно погибшим – но не всегда и не ко всем. Скажем, испанца, умершего от лихорадки Эбола, нашему сострадательному народу жалко гораздо сильнее, чем жителей Сьерра-Леоне, умирающих от того же сотнями.

Впрочем, и ничего странного в такой избирательной сострадательности нет. Смерть приличных господ, живущих в комфортных условиях, кажется более неправильной, чем гибель бедных людей, обитающих в местах, где их жизнь слишком тяжела, чтобы считаться нормальной.

Все это проявляется и в наших историях: смерть приличного господина из приличной семьи обсуждать нельзя, а смерть сильно пившего оппозиционного актера – можно.

Страх обсуждения темы смерти удивителен еще и тем, что страх собственно смерти здесь меньше, чем в более развитых обществах. Более того, немец Ницше цинично (то есть без оглядок на приличия – его бы у нас точно уволили) утверждал, что желание жить и страх смерти – признак дряхлости чувств. Он свойственен слабеющим народам. А здоровые народы спокойно относятся к войнам и убийствам. Примерно как мы к войне на Украине.

Может, конечно, не надо было Плющеву задавать вопрос о справедливости. Подумали что-то не то, поскольку понятие сложное. Вот у Конфуция как-то спросили: «Правильно ли отвечать добром на зло?» Конфуций ответил: «Как можно отвечать на зло добром? На зло отвечают справедливостью».

Как это понять? Неизвестно.               

ранее:

«В Петербурге на ответственную работу принимаются только люди, потерявшие свои должности в Москве»
«Сколько лет России еще жить осталось...»
«Мы имеем склонность подражать тем, кого ненавидим»
Что делает народ, когда нефть дешевеет
«Существует две версии, объясняющие поступки Путина в этом году»