Online812

          По крайней мере, прецедентов, когда можно было из кабинета остановить войну, которая уже вошла во вкус и которая уже является как бы самостоятельным субъектом, которая познала вкус крови и сладость побед и унижений и когда уже есть у участников, скажем так, личные счеты. То есть серьезная мотивация. Я не уверен, честно говоря, я бы здесь никакого оптимизма не разделял.

― Это будет продолжаться до тех пор, пока все друг друга не перебьют что ли?
― По всей видимости, да. Потому что есть вектор некий, есть некая беременность мира войной. Это действительно есть. По массе разных причин. По той причине, что вот совершенно чудовищная идеология дремучая снова вырвалась на свободу. То есть не вырвалась, она была выпущена из клетки теми, кто думал, что ее можно потом заманить обратно и выпускать, впускать по своему усмотрению. Нет, она не слушается. Поэтому я думаю, что давайте посмотрим, но я бы не стал здесь оптимистничать.

― Что значит дремучая идеология. Вот сидят люди, например, в Москве, мы с вами тут сидим в Питере у нас не дремучая идеология. Сидят президенты в Минске, у них я не знаю, какая идеология. Это чья идеология на самом деле?
― В результате от президентов не надо ждать никакой интеллектуальности. Это все равно другая профессия. И политик совершенно не обязан быть интеллектуалом, более того и не может. Почти все его решения это решения с точки зрения интеллекта и правил мышления, как правило, не совсем верные. Просто потому что у него недостаточно и знаний, плюс он находится каждый из президентов под гипнозом собственных представлений о конструкции мира. И эти представления субъективные и, как правило, весьма …

― Борьба сейчас идет и война за что?
― Абсолютно непонятно. Она идет за очень искусственные, очень надуманные, за очень фальшивые идеалы. Более того, за идеал крайне опасный. Потому что ведь когда я говорю, что у России вторичная культура, я при этом совершенно не обижаю Россию. У всех вторичная культура, в той или иной степени. Но никто, правда, не колошматит себя кулаками в грудь и не называет себя Третьим Римом. И не говорит о своем пути как совершенно особом. Просто для России смертельно болезненно и опасно перегрызание пуповины, которая ее до сих пор связывает с Европой.

Мы же абсолютно несамостоятельны во всем. Прежде всего, и в научных и культурных, и в социальных конструкциях. Это все заимствованное. Это все перенятое и перенятое не вполне полноценно, которое нам надо было бы совершенствовать, ориентируясь на тех, кто это изобрел в реальности. То есть на Европу. И когда эта русская идея начинает торжествовать, к сожалению, пуповина начинает рваться, кровоточить. А с оторванной пуповиной нам не жить. Пока.             

echo.msk.ru, фото nevzorov.tv