Online812

       Поэтому Валентина Матвиенко и отправила запрос губернатору Полтавченко с просьбой сделать Благовещенскую церковь и музеем, и культовым сооружением, каким она и должна являться.

 

Насколько это будет правильно я, честно говоря, не знаю, но наверно есть доля правды и справедливости в том, что храм вернется в лоно Православной церкви, то есть снова станет действующим. Но главное, чтобы он не перестал быть еще и музеем: здесь очень важно будет соединить и то, и другое. Надо искать консенсус, потому что в мировой практике есть такой опыт. Что касается различных предметов, таких как иконы, например, которые уже являются художественно-историческими ценностями, то здесь я бы встал на сторону музея, так как тем же самым иконам, которые хранятся в музейных фондах, требуется определенный режим хранения. В противном случае икона может потрескаться или попросту погибнуть, а в церкви невозможно соблюсти должный температурно-влажностный режим.

 

Нельзя однозначно сказать, что в отношении музеев церковь ведет себя агрессивно – каждый случай требует конкретного рассмотрения. С одной стороны, все помнят, что в 1920-е-1930-е годы в нашей стране было немало «воинствующих атеистов», которые требовали закрытия церквей. В ту пору музейщики как могли, спасали церковные  ценности, забирали их в музейные фонды. Воинствующие атеисты готовы были иконы ломать и жечь. И делали это! Сейчас нередко мы можем наблюдать обратную реакцию, когда часть людей, считающих себя христианами и очень верующими, прямо говорят о необходимости изъятия у музеев, в том числе и крупнейших – Эрмитажа, Русского музея, Третьяковской галереи, – тех же икон и церковной утвари, которые были якобы у церкви украдены. Доходило до того, что даже «Троицу» Андрея Рублева хотели забрать у ГТГ, забывая о том, что этот шедевр реставраторы фактически спасли в 1919 году, освободив от позднейших наслоений. С 1920-го года она находится в основной экспозиции  Третьяковки. Художник и с большой буквы Искусствовед Игорь Грабарь писал, что «Троица» Андрея Рублёва «сверкает высшим, неземным светом». И вот ведь какая история получается.  Благодаря тому, что она находится в ГТГ, этот «высший, неземной свет» православной иконы доступен каждому. Ведь, согласитесь, не всякий нехристианин пойдёт в православный храм.  

 

В церкви же тоже не хранили все иконы из уважения к их возрасту. Старые, почерневшие иконы заменяли новыми, а отслужившие свой срок попросту выбрасывали. И в советское время памятники многих изографов, таких как Феофан Грек, буквально спасали, потому что те и иконы, и фрески рассматривались с точки зрения их культурной ценности. И неважно, какой тогда был государственный режим. 

 

Мы ведь часто думаем, что иконы, которые содержатся в музеях, были когда-то изъяты из церковных учреждений в двадцатые-тридцатые годы. Это только часть правды, потому что в конце девятнадцатого или в начале двадцатого веков многие церкви отдавали старые иконы именно музеям, а для храмов иконописцы, или иначе изографы, писали новую или делали список. Кроме того, у церкви нередко старые иконы приобретали частные коллекционеры. Так, в Русском музее, например, находится очень много икон (они представлены в основной в экспозиции – на них можно прийти и посмотреть), под которыми написано: «Поступила в музей в 1913 году», «Поступила в музей в 1906 году». Поэтому я считаю, что как такового конфликта между РПЦ и музейным сообществом быть не должно, и если окажется, что нужна одна или несколько икон, которые содержатся вне культового сооружения, то надо просто делать список. С картины Григория Угрюмова, например, написанной для Троицкого собора Александро-Невской лавры, которая оказалась в  том же Русском музее, сделали список. Оригинал остался в музее, а копия заняла свое место в соборе. Во время трагических событий октября 1993 года, когда Ельцин расстреливал Дом Советов, на иконе Казанской Божьей Матери, с которой совершался ход, появилась трещина, верующие сказали, что это знамение, а музейные работники заявили, что икона попросту не выдержала смены температурного режима. Как угодно можно к этому относиться, но факт остается фактом. 

 

Дело еще и в том, что некоторые верующие считают, что если икона не висит в церкви, значит, ей нельзя молиться, а это значит, что не случится и чуда, если икона, например, чудотворная. Но ведь мы молимся не конкретному изображению Христа или Николая Чудотворца, а возносим молитвы к образу Спасителя, Святого Николая Чудотворца или  Пресвятой Богородицы. И тут уже совершенно неважно, икона «та самая» или список с нее. В конце концов, верующий может молиться перед иллюстрацией из журнала «Огонек» – все это дело исключительно внутреннего убеждения и веры. 

 

Любое культовое сооружение восемнадцатого или девятнадцатого веков для нашего города, безусловно, представляет историко-художественную архитектурную ценность. Но в Исаакиевском соборе как-то решили эту проблему – там располагается и музей, и действующий храм. Надо только искать какой-то консенсус, ведь народным достоянием является и то, и другое.