Online812

          Уполномоченный по правам ребенка Павел Астахов объявил им крестовый поход. А известный православный проповедник, глава патриаршей комиссии по вопросам семьи протоиерей Дмитрий Смирнов считает, что это – «отдельный вид вооружения для разрушения русской семьи, самоходная гаубица, которая бьет в этот сектор».

Собственно, для нынешней эпохи ханжеского мракобесия в этом нет ничего удивительного. Но любопытно сравнить отношения к подкидыванию детей в современной России, формально светском государстве, и в Российской империи. В которой православие не просто было господствующей религией, но и сама церковь возглавлялась императором. Для этого «Город 812» подготовил маленький исторический экскурс.

В конце XIX века женщина могла не только анонимно сдать ребенка на воспитание государству, но и анонимно его родить. При каждом полицейском участке имелся приют для «секретных рожениц». Были разнообразные «убежища» для таких рожениц, платные и бесплатные, а также Санкт-Петербургское родовспомогательное учреждение – ныне знаменитая Снегиревка, с 60 койками и «секретными комнатами».

Приезжавших туда беременных женщин предписывалось принимать, не спрашивая ни имени, ни звания, если они того не хотели (такой порядок был установлен Екатериной II в 1770 году при учреждении этого  заведения). Впрочем, каждая секретная роженица обязана была указать все свои данные и оставить их в запечатанном конверте, который хранился у директора родовспомогательного учреждения. Конверт вскрывался только в случае ее смерти во время родов, а если все проходило благополучно, она, уходя, забирала его с собой. 

Нежелательных детей, рожденных вне стен такого рода заведений, подбрасывали к дверям полицейских участков, оставляли в корзинах на вокзалах и в других людных местах. Всех найденных младенцев доставляли в Воспитательный дом (ныне – один из корпусов РГПУ им. Герцена на Мойке). Либо сами родители относили их туда, при этом они могли представляться, называя все данные ребенка, или оставались анонимными. К 1891 году через Воспитательный дом, куда принимали всех (единственное ограничение – возраст до года), проходило до 10–12 тысяч детей в год, причем не только из Петербурга, но и из ближайших губерний.

Воспитательный дом относился к Ведомству учреждений императрицы Марии – своеобразной полугосударственной-получастной структуре, курировавшей благотворительность  в империи. Это ведомство было частью Собственной Его Императорского Величества канцелярии и финансировалось частью из казны, частью – за счет принадлежащих ему коммерческих предприятий и пожертвований. Например, ВУИМ имело общероссийскую монополию на производство игральных карт и владело более чем десятью доходными домами в Петербурге.  

Считается, что младенцы, попадавшие в Воспитательный дом, главным образом были детьми «пришлого населения столицы» – деревенских женщин, не имевших в городе своего угла и живших в семьях, где они служили горничными и кухарками. «Нищета заслоняет собой врожденный инстинкт матери, которая и спешит избавиться от обузы посредством Воспитательного дома. Да к тому же впереди – заманчивая перспектива: попытать счастье в «мамках». Нередко, стащив своего ребенка в Воспитательный дом, кормилица берется воспитывать чужих детей, прельщаемая относительно беспечной жизнью и подарками. В объявлениях ежедневных газет нередко можно было встретить интересные предложения, обращенные к так называемым секретным роженицам», – писал журналист Анатолий Бахтиаров в 1887 году в книге «Брюхо Петербурга».

Детей, поступавших в Воспитательный дом, осматривал врач, разделяя больных и здоровых. В отдельную палату попадали больные сифилисом – кормилицы отказывались их кормить, поэтому им давали из рожков коровье молоко, смешанное с известковой водой. Однако шансов выжить у таких детей практически не было. Как и у недоношенных, хотя для них тоже существовала отдельная палата с «паровыми люльками».

Здоровых и выздоровевших детей из Воспитательного дома как можно скорее отправляли в приемные семьи – к крестьянам в Петербургскую и соседние губернии, преимущественно туда, где было развито молочное животноводство. Семьи также старались выбрать те, в которых есть корова, однако «вследствие недостатка кормилиц дети могут быть поручены на воспитание женщинам, не имеющим собственности, как то: бобылкам, солдаткам, девкам и пр.», – писал Анатолий Бахтиаров. При этом, отмечал он, зажиточные семьи в этом не участвовали, не желая брать «грех на душу».

Таким образом, приемные дети концентрировались в определенных деревнях, так что были волости, где до 40% крестьянских семей имели питомцев и каждый третий ребенок в деревне был из Воспитательного дома. В 1882 году питомцы размещались в 1873 деревнях в  18 201 крестьянской семье. Деревни объединялись в «округа-питомники», на каждый из которых приходился лазарет.

За содержание питомца крестьянская семья получала деньги, пока он не достигал 15-летнего возраста. Считалось, что с этого возраста он уже может помогать по хозяйству и тем самым оправдывать свое существование. С 1880-х годов до 1913 года плата за содержание ребенка выросла вдвое – с 270 до 552 рублей за весь период его воспитания. Содержание воспитанников именовалось питомническим промыслом наравне с другими крестьянскими промыслами – молочным, рыболовным и пр. Современники отмечали, что на кормилицах наживались «барышники» – они давали ссуды под 30%, принимая в залог билеты на получение платы за вскармливание питомцев.

Когда ребенка в Воспитательном доме собирали в дорогу к приемным родителям, ему на шею вешали «костяной знак» – сделанный из кости жетон, на котором с одной стороны был номер питомца, с другой – крест. Жетон запечатывался печатью так, чтобы его невозможно было снять. Делалось это во избежание злоупотреблений: если у кормилицы в деревне помимо приемного ребенка был собственный и приемный умирал, она могла выдать своего за приемного, чтобы получать за него деньги. Взяв ребенка в семью, кормилица вешала на дом табличку «ПВД» (питомец Воспитательного дома), а если он был грудником, то еще и белую дощечку. Делалось это «для удобнейшего надзора за питомцами как со стороны врача, так и других лиц».

Однако смертность питомцев была очень большой: в 1880-е годы – до 75%, поэтому в деревнях питомнический помысел иногда называли производством ангелов.

В 1891 году анонимная сдача детей в Воспитательный дом была запрещена, что сократило приток таких детей на 40%. Можно предположить, что пропорционально увеличилось количество подкидышей. Тем более что общее количество детей, содержавшихся на средства Воспитательного дома в крестьянских семьях, всегда оставалось стабильным – 20–25 тысяч.

Детей, про которых не было известно, что они крещены, крестили в Воспитательном доме. Им давалось имя святого, в день которого проходил обряд. При этом значительная часть детей попадала в финские деревни Карельского перешейка, также входившие в Петербургскую губернию, и воспитывалась в лютеранстве. Однако лишь в 1905 году с принятием высочайшего указа «Об укреплении начал веротерпимости» был узаконен переход из православия в другую христианскую конфессию. До этого от финнов требовали, чтобы они возили своих питомцев на службу в православные церкви. Впрочем, неизвестно, насколько жестко это требование соблюдалось.