Online812

          Полина Козловская, Марсель:

– Второй год я с дочерью и сыном живу в Марселе. Особой разницы в жизни сейчас, после терактов, и в жизни, скажем, год назад, я не заметила. Да, страна закрыта. В аэропорту проверяют паспорта и очень тщательно досматривают багаж. В Брюсселе на выходе из самолета досматривали ручную кладь очень жестко. Одного пассажира с нашего рейса догнали уже на лестнице и вывернули весь его чемодан. Но никто не возмущается, не ропщет. Вообще, нация очень сплочена.

Мой сын, ему 15 лет, играет в футбол. В субботу у них была запланирована игра. Он не знал, состоится она или нет, и стал звонить одноклассникам. Они были возмущены: как он может в такой момент думать о футболе! Хотя больших манифестаций не было, ведь все массовые мероприятия запрещены. Сразу после терактов люди ставили в окна свечи, сейчас они кое-где остались.

Отношение к мигрантам не изменилось. Марсель вообще город мигрантов. Никаких выступлений против них не было.

Я созванивалась со своей знакомой в Нормандии. Она приехала из России и живет в общежитии для беженцев. Так вот ее сосед-мусульманин после произошедшего сбрил бороду.

Катерина Лестевен, департамент Haute-Savoie:

– Мы живем во Франции в двух километрах от швейцарской границы. Муж ездит на работу в Женеву. У нас после терактов все спокойно, больше полиции мы не заметили, на нашей границе усиленных патрулей нет. Но мы живем в небольшой деревушке. Естественно, что все, включая мужа, были  в совершенном шоке от того, что произошло. Все думают о том, что в ближайшее время это повторится, но паники нет. Люди говорят, что жизнь в любом случае продолжается и что нужно ходить на концерты, в бары, рестораны, так как основная задача террористов была посеять страх, но этого у них не получилось.

Нам, россиянам, нужно поучиться у французов солидарности и толерантности. Всплеска расизма нет. И вообще, я думаю, что основная проблема вовсе не в беженцах. Основная часть террористов родилась во Франции и Бельгии, точнее, в пригородах Парижа и Брюсселя, они не интегрируются в европейское общество, полиция закрывает глаза на то, что там происходит. И в дальнейшем молодые люди из этих пригородов являются прекрасным продуктом для исламской пропаганды.

Ольга Быстрова-Эрри, Лион:

– Я живу в Лионе. Потрясший Францию теракт в считанные дни изменил отношение к России и российскому президенту. Если раньше Россию упрекали в агрессии, а Путина называли тираном, то сейчас Россия воспринимается как единственная сила, способная эффективно бороться с террором. А фотография с цитатами из Путина о борьбе с терроризмом тиражируется в соцсетях французскими гражданами. Такая резкая перемена вызывает изумление у самих французов.

Полиция же обвиняется в том, что, имея в своих картотеках все данные на лиц, причастных к терактам, позволяла им совершенно свободно разгуливать по Евросоюзу.

После первого дня паники и по окончании траура панические и скорбные высказывания сменились на символы сопротивления террору и даже на юмор. Паника отступила и террасы заполнены людьми, как и раньше. «Je suis en terrasse», т.е. «Я на террасе» – этим лозунгом, подчеркивающим единство и французскую лихость, пестрит соцсеть. Праздник нового божоле ни в малейшей мере не пострадал.

Правда, отменили ежегодный праздник света Fete des Lumières в Лионе, проходящий каждый декабрь как символ отступления чумы от города в Средневековье. Запрет, логичный с точки зрения безопасности, вызвал массу недовольства у местных жителей.

Конечно, атакой террористов не замедлил воспользоваться Фронт Националь  Марин Ле Пэн – они говорят, что к терактам страну привела политика толерантности. И не только ультраправые так думают. Вот один из  примеров типичного французского юмора в соцсетях: «Теперь, когда признано, что террористы люди злые, у меня есть право снова стать расистом».

Анастасия Царькова, Париж:

- В Париже, с одной стороны, не изменилось ничего: террасы по-прежнему битком набиты, люди смеются, выпивают и ходят за багетами. Считается, что одна из главных задач французского общества – это противостоять терроризму, не превращаясь при этом в закрытый полицейский штат. С другой стороны, от ощущения беззаботности, присущей французской жизни, не осталось и следа. В том, что новые атаки произойдут, не сомневается никто. Но, наверно, все-таки не сегодня и не завтра, а чуть позже... Когда всё снова успокоится.

Ежеминутные сирены стали неотъемлемой частью городского шума. «Это они так делают вид, что нас защищают, да?» – говорят друг другу парижане. После расстрела «Шарли Эбдо» по дороге из дома на работу я насчитывала около 5 военных. Теперь их стало 7.

В то же время  люди стали гораздо чувствительнее друг к другу. По десять раз звонишь друзьям, чтобы просто узнать, все ли у них в порядке.