Online812

         Они просят убрать эту информацию. Их предки были порядочные люди, не замеченные ни в каких дурных поступках. А что они были на государственной службе в палаческом управлении, так это время было такое. Я вообще-то не думаю, что расследование Дениса Карагодина, раскрывшего все данные убийц своего деда, приведет к национальному примирению или хоть к осознанию масштабов происшедшего. Мы столько уже знаем про сталинские репрессии, что одно расследование тут ничего не изменит. Если мы «Архипелаг» прочли, Шаламова усвоили, Домбровского пролистали и ничего не поняли, до сих пор спорим об эффективности сталинских методов и о неизбежности крутой власти во враждебном окружении – то какой тут, собственно, Карагодин? В эпоху гласности, конечно, мы узнали много интересного – вон оно как бывает, оказывается! А в эпоху постгласности, в нулевые и десятые, узнали вещь гораздо более ошеломляющую: что это иначе и не могло быть. Что с нами только так и можно. Что это нам нравится. Как хотите, а по-моему, это откровение стоит всех вскрывшихся фактов, о которых писала перестроечная пресса. Согласитесь, что человек, которого побили, переживает некоторый шок, но гораздо более серьезное впечатление на него произведет мысль о том, что его НАДО БЫЛО побить. Что это так положено. Что с ним иначе нельзя и для него так лучше.

 

Однако есть тут один важный нюанс. Такая государственная система предполагает периодическую оттепель, информационные прорывы – иначе она не может работать с прежней эффективностью. И существенной частью российского менталитета – НАДО БЫЛО побить и т.д. – является точное знание о том, кто побил. Люди должны понимать, что, работая в известных органах в известное время, они не просто выполняют долг, но являются именно палачами. Иначе в эту игру никто играть не станет. Азарта не будет. Ведь у русской государственности есть не только скучное лицо, но и увлекательная пыточная изнанка, и, если не устраивать периодических разоблачений, пропадает всякое удовольствие. Чиновник не просто ворует, а в определенный момент скармливается массам. Тиран не просто тиранит, а посмертно низвергается. Только что боролись с врагами режима и запрещали себе совесть – и тут вдруг оказалось, что кровь вопиет. Палач не просто пытает, но в какой-то момент, пусть посмертно, открывает лицо – и дети его, так долго считавшие его добрым папенькой, оказываются детьми палача и носят на себе это клеймо, которое не искупить никакой добродетелью.