Online812

В ночь на 17 декабря был убит Григорий Распутин, и хотя его тело еще не было найдено, слухи об убийстве старца быстро распространились по столице. Его ненавидели не только либералы, но и сторонники монархии, так как видели в нем злого гения, дурно влияющего на государя. В общем, это убийство было для всех хорошим рождественско-новогодним подарком, однако не оно определяло атмосферу в столице накануне 1917 года.

 

И даже не война, хотя ее победное окончание было главным новогодним пожеланием. Причем именно победное – о том, чтобы закончить войну хоть как-нибудь, но поскорее, никто не говорил. Об этом, наверное, мечтали солдаты, но их мнение будет выражено только через 2 месяца. Столица, если судить по публикациям тогдашних газет, жила другими проблемами: дороговизной, «мародерами», беженцами и хвостами. 

 

Дороговизна обуславливалась дефицитом. Во-первых, резко сократился импорт, так как вся европейская граница России представляла собой линию фронта, и единственным каналом для торговли оставалась нейтральная Швеция. Про антисанкции тогда не знали, поэтому не была запрещена даже продукция воюющих против России стран (существовал список запрещенных товаров, но все, что в него не попадало, можно было ввозить). Во-вторых, из-за мобилизации промышленность существенно сократила выпуск ширпотреба – в частности изделий из кожи. Хлеба, правда, было много, но загруженные военными перевозками железные дороги не справлялись с поставкой еды в города. Наконец, формально продолжал действовать сухой закон. 

 

За товарами первой необходимости приходилось стоять в очередях – хвостах. Надо, впрочем, иметь в виду, что проблема очередей не была такой всеобщей, как в 90-е годы: всякий мало-мальски приличный человек имел прислугу, которая и ходила за продуктами. А вот рост цен ударял по всем. 

 

Едва ли не половина городской хроники в предновогодних столичных газетах так или иначе связана с темой роста цен. «Еще в 1914 году перед праздником куры продавались по 1 р. 20 к. пара, а нынче брали 4 р. 50 к. за одну. Семга на Рождество стоила 1 р. 50 к. за фунт, а теперь драли по 7 р. и дороже, – стонали газеты, скрупулезно перечисляя цены. – На окраинах столицы, за Московской и Невской заставами и в Новой деревне продукты значительно дешевле, но дороги извозчики, а на некоторых окраинах совершенно нет извозчиков».

 

Накануне Нового года «Петроградская газета» публиковала довольно глупый, но ценный для потомков фельетон. Написанный от лица корреспондента, который «отправился к одному обывателю и отцу семейства с целью проинтервьюировать его по случаю праздников». Обывателя он застал «погруженным  в таинственные вычисления, волосы всклокочены, лицо бледно, как сметана».

 

– Побеседовать пришел относительно Рождества, – сказал корреспондент. – Интересно, видите ли, узнать взгляд рядового петроградца на значение праздничных радостей, дающих отдохновение душе и телу. 

 

Обыватель тут же с радостью стал делиться своим взглядом:

 

– Перед праздниками я получил 200 руб. жалованья и 100 р. наградных. Это мой приход. Теперь расход. Елка – 16 р. Украшения к елке – 25 р., детям обновки – 50 р. Нюре новую куклу 7 р. Ляле паровоз 5 р. Жене новые туфли 27 р. Себе на радостях купил калоши – 8 р., кухарке Агафье платок –11 р., чаевых роздано 25 рублей. 

 

Дальше начинается перечисление разных деликатесов с ценниками. В итоге корреспондент с ужасом от обывателя убегает.

 

Немного странно, конечно, выглядит обыватель империи, третий год ведущей изнурительную войну, который переживает, что ему дорого покупать елочные игрушки и платок кухарке, а семга подорожала почти в 5 раз. Тем более что в каждой газете для поднятия духа обязательно была хоть одна заметка о голоде в Германии. И особенно в контексте наших знаний о том, что ждет обывателя всего лишь через год. Но тем не менее  это главное, что его заботило.

 

Власти боролись с ростом цен весьма своеобразно: во-первых, вводились таксы, то есть фиксированные цены на определенные товары. Что, разумеется, только стимулировало черный рынок. Во-вторых, фактически создали систему государственной торговли. Уполномоченные Городской думы отправлялись в богатые продовольствием губернии, закупали там продукты и отправляли их в столицу, где они продавались по фиксированным ценам в городских магазинах.

 

Это давало повод для нехитрых журналистских расследований. «Гастрономические магазины астраханские копченые сельди продают поштучно по 3 руб.  Город закупил этих сельдей приличную партию и на днях пустит в продажу. Цена за шутку будет не выше 50 копеек. Отсюда вы видите, читатель, сколько наживают наши необузданные мародеры».

 

Мародеры – это лавочники, которые грабительски, по мнению обывателей, взвинчивали цены. Их газеты ненавидели гораздо эмоциональнее, чем немцев. Но мародерствуют не только лавочники. Цены заламывают извозчики и даже носильщики на вокзале. 

 

Газеты описывают возмутительную для любого интеллигентного человека сценку. Дама позвала единственного стоявшего у подъезда носильщика, этого «из мародеров мародера», который, осмотрев груду чемоданов, спросил:

– А сколько дадите?

– Где же это видано, чтобы заранее условливались? – возразила дама. – Бери, заплачу хорошо. 

– Да вы цену скажите. Я меньше 5 рублей не понесу, – заявил обнаглевший мужик. 

 

«Пассажирка стала взывать к совести носильщика, но  видя, что других носильщиков нет, а до поезда осталось мало времени, должна была согласиться», – резюмирует газета.

 

Вообще, ровно как и сейчас, пиарщиков и менеджеров было полно, а людей, умеющих делать что-то руками, – мало. Отчасти это обусловлено мобилизацией, отчасти – тем, что в промышленности, получавшей оборонные заказы, платили очень хорошие деньги и все шли на заводы. В итоге «интеллигентский пролетариат» мог получать по 50 рублей в месяц, а «баба-кондукторша городского трамвая» – более 100 и требовала прибавки.

 

Перед Новым годом работы у вокзального носильщика было много. «На вокзалах, особенно Николаевском, у касс бесконечные хвосты. Люди стоят по несколько часов и часто тщетно, так как когда до них доходит очередь, у кассы вывешивается аншлаги: «Все билеты проданы». Много петроградцев уезжает в Финляндию, московские и ростовские поезда переполнены учащейся молодежью. Однако и из провинции приезжают в Петроград переполненные поезда», – писали газеты.

 

Но и тут бедного обывателя поджидали мародеры – на этот раз в лице квартирных хозяев, которые  пересдавали их комнаты. «Н. уехал на праздники в Финляндию и оставил за собой комнату. Дворник предложил хозяйке  сдать эту комнату посуточно какой-то богатой «беженке». Интересно: будет ли квартирная хозяйка иметь право выселить ее к моменту возвращения прежнего хозяина?» – сообщает одна из заметок. Другая рассказывает, наоборот, как приехавшие в столицу туристы «по несколько часов бродят по улицам и спрашивают у швейцаров или дворников, нет ли свободных комнат». Швейцары тут же предлагали комнаты уехавших на праздники, закладывая в цену свою комиссию.

 

Богатая «беженка» в кавычках – это еще один стереотип. Беженцы в Петроград прибывали из прифронтовых или захваченных немцами губерний, в том числе Польши. Часть из них была вполне состоятельна и сорила деньгами, раздражая бедных петроградцев, которые с трудом могли себе позволить семгу к новогоднему столу. Сюда же добавлялись нувориши – разбогатевшие на «мародерстве» или военных поставках торговцы, у которых вчера еще «не было пары крепких сапог».

 

В канун самих праздников (Рождество, перетекавшее в Новый год), сообщали газеты, «несмотря на дороговизну, предпраздничный торг в Петрограде идет оживленно». «Кроме продуктов первой необходимости, в том числе муки, мяса и т.д. всего остального вдоволь. Гастрономические и фруктовые магазины завалены самыми дорогими деликатесами и фруктами. Кончено, цены непомерно высокие». Но «для того, чтобы получить под видом белого темный плоховыпеченный хлеб, нужно часами стоять в хвосте у булочных при 16 градусах мороза» и «в колбасных хвосты». Зато у ювелиров и антикваров дела шли необыкновенно хорошо – нувориши тратили деньги. 

 

Торговля алкоголем была запрещена с начала войны. Впрочем, если врач признавал, что по состоянию здоровья пациенту необходимо выпить, он выписывал специальное разрешение. Разрешение зависело от вида заболевания и методики лечения: одно разрешение на вино, другое – на шампанское. Накануне Нового года градоначальник, однако, совершил чудовищную подлость: запретил переоформлять разрешение, выданное для покупки вина, на шампанское. Это сильно ударяло по кошельку обывателей, так как купить алкоголь без разрешения стоило в два раза дороже, чем с разрешением. 

 

Тот, чье заболевание не лечилось вином, мог получить у врача рецепт на спирт. Спирт в петроградских аптеках закончился за несколько дней до Нового года. На Новый год, кстати, пили больше, чем на Рождество, хотя официально праздником было только оно, а 1 января – обычным рабочим днем. 

 

Еще одной подлостью был отказ почты принимать поздравительные телеграммы, так как она не справлялась с нагрузкой. И тут обывателям приходилось изворачиваться: они посылали телеграммы «вам пишут из ресторана такого-то», и адресаты, по словам газет, легко догадывались, от кого именно пришло поздравление.

 

В последних числах декабря «Петроградская газета» попросила художников написать, как они видят себе будущее. Один нарисовал Босфор, по которому идут корабли с русскими флагами, другой – как «наши солдатики смело наступают на врага, не смущаясь ураганным огнем немцев». Третий – тоже батальную сцену «с тою разницей, что у него мы видим не наступающих русских, а отступающих немцев». Четвертый изобразил будущее Германии, которое весьма плачевно: «смерть Германии – вот залог счастья всего мира».

 

Видимо, желая выпендриться на общем фоне, только один «популярный в столице психо-графолог» Илья Моргенштерн (довольно известный тогда психолог и спирит) рассказал корреспондентам: «Я очень пессимистически смотрю на Новый год. Еще много надо ждать внутренних эксцессов в стране, помимо ужасной кровопролитной войны, которая продолжится много времени. Политическое течение, которое обнаружит с первых дней новый год, скоро изменит свое русло, так как засохнет сам источник. Чувствую крутой поворот в управлении государственным кораблем. Что скоро просветлеет русский горизонт, я не верю. Даже и зари не видать. Нужно ждать в тылу поражающих смертей многих известных людей. Европейский корабль будет колыхаться в мировой буре. Неизбежна гибель даже некоторых коронованных особ».

 

Вот как не верить после этого спиритам.