Online812

          Я это интерпретирую как нарушение прав читателей на информацию. И требую от суда приказы отменить. Такой иск подан в стране впервые. 24 октября 2016 года состоялось первое заседание.

А 25 января, на последнем по времени заседании, я излагал свою позицию, свои доказательства незаконности приказов директора РНБ, лишивших меня права на информацию, судья задавала вопросы, была весьма активна... При этом три обстоятельства, обнаружившиеся в ходе заседания, меня удивили особенно сильно. Все они относятся к проблематике российского правового сознания.

Первое удивление было связано с тем, что судью не очень заинтересовало очевидное нарушение со стороны РНБ, которая – вопреки части 3 ст. 15 Конституции  и двум федеральным законам – не разместила на своем официальном сайте все нормативные акты (приказы директора РНБ), которые касаются запрета на пользование в РНБ книгами, включенными в Федеральный список экстремистских материалов, и тем самым затрагивают права читателей. Я не успел высказать всё, что хотел, по этому важнейшему вопросу, как судья уже сказала: «Давайте вернемся к самим приказам». Я попытался объяснить, что размещение информации – не менее важная тема, но судья не согласилась. Мне пришлось свою аргументацию свернуть.

Второе мое удивление было вызвано реакцией судьи на то, что я не пытался заказывать какие-либо книги из Федерального списка экстремистских материалов, не нуждаюсь в их чтении сейчас, а лишь озабочен нарушением моих прав на информацию приказами директора РНБ, которые с моей точки зрения незаконны. Нарушение моего личного неимущественного права на возможность в любой момент заказать книги, включенные в Федеральный список, судью, как мне показалось, не убедило. Возможно, она не увидела в этом прямого нарушения моего права на информацию, хотя довольно очевидно, что научная работа будет парализована, если мне эти книги понадобятся, а Инструкция не позволит ни одну из этих книг заказать. Как мне показалось, не очень судью убедили и мои доводы о том, что технология заказа в РНБ такова, что заблокирована программными средствами сама возможность электронного заказа. На сайте все обложено парализующими заказ надписями: «Недоступно в Русский книжный фонд…» (так!). Книгу не только не получить – ее даже не заказать.

Затем я перешел к анализу происхождения оспариваемого мною приказа директора РНБ № 402 от 28 октября 2015 г., которым была введена «Инструкция о работе с изданиями, включенными в Федеральный список экстремистских материалов». И тут возникло третье мое удивление, самое сильное: почему-то история с тремя вариантами инструкции, которая имеет строгую документальную основу, судье показалась моими предположениями. «Это вам достоверно известно или вы предполагаете?» – спросила судья. «Достоверно известно», – подтвердил я, сославшись на документы, доставленные в суд ответчиком. Тогда судья сказала, что предыстория приказа № 402 суд не интересует и к рассмотрению дела не относится. И повторила, что я излагаю не факты, а предположения. 

 Иными словами, в ходе судебного разбирательства возник вопрос о важности исследования происхождения приказа № 402, и, руководствуясь ст. 35 ГПК (истец имеет право «приводить свои доводы по всем возникающим в ходе судебного разбирательства вопросам») я в качестве важного довода сообщил суду, что приказ № 402 был издан в день обыска в «Библиотеке украинской литературы» и задержания Н. Шариной, директора ГБУК «Библиотека украинской литературы» в Москве, и вызван, как я считаю, не юридическими соображениями борьбы с экстремизмом, а только страхом тогдашнего директора РНБ Лихоманова, поскольку он испугался, что его могут арестовать тоже.

В ответ на эти мои заявления, на мой взгляд, прямо относящиеся к приказу № 402, судья быстро сказала секретарю: «Запишите, пожалуйста, предупреждение истцу за нарушение порядка в зале».

Дескать, я не выполнил распоряжение председательствующего, запретившего мне говорить в судебном заседании о происхождении приказа № 402 и об аресте Шариной, потому что суд это не интересует. А два предупреждения – и меня уже можно удалять из зала, после чего отправление правосудия станет гораздо быстрее и проще. Естественно, у меня возникла историческая ассоциация – речь Георгия Димитрова на Лейпцигском процессе 1933 г., в конце которой председатель суда лишил его слова. Меня слова не лишили, но первый шаг сделан.

Кстати, согласно части 1 ст. 159 ГПК, «лицу, нарушающему порядок в судебном заседании, председательствующий от имени суда объявляет предупреждение». Сам «порядок» описан, но содержание произносимого истцом текста, который может не нравиться председательствующему, в описание «порядка» не входит. Как же я его нарушил, лишь излагая свои доказательства? Суд может не принять мои доказательства, но хотя бы выслушать их надо, поскольку, согласно ст. 35 ГПК, истец имеет право «приводить свои доводы по всем возникающим в ходе судебного разбирательства вопросам», а уж затем суд «оценивает относимость, допустимость, достоверность каждого доказательства....»

Почему судья пыталась помешать мне изложить мои доказательства в полном объеме и в их совокупности? Может быть, потому, что слишком правдоподобно выглядит связь ареста Шариной и приказа № 402, которая доказывает, что приказ № 402 имеет не юридическую, а психиатрическую основу, а связь приказа с законом «О противодействии экстремистской деятельности» только симулируется? Соображение вполне достойное, как мне кажется, тщательного исследования в суде, а не табуирования. 

Кстати, на судебном заседании были корреспонденты двух телеканалов – «Санкт-Петербург» и «Лайф», они записали мое интервью, я подробно всё объяснил и про свой иск, и про Шарину, и про генезис приказа. Но ни один телеканал не выдал в эфир ни звука! Меня это только обрадовало, но примечательно, что табу пошло и туда, на кухни, где готовят теленовости.

Следующее заседание судья назначила на 27 февраля.