Online812

        – Уверена, что многие считают, что «Довлатов» Германа – это будет юморное кино по долвлатовским рассказам. Но это же не так.
– Это драма человека, который в силу времени и обстоятельств не может реализовать свой талант. Перед ним стоит выбор: идти на компромисс и пытаться вместить талант в рамки дозволенного – писать безнадежные стихи и статьи в заводской журнал и, вероятно, потерять себя – или же остаться верным себе, но лишиться последней возможности обеспечить свою семью. Это стремление быть хорошим мужем и отцом, купить своей дочке куклу, о которой она мечтает, толкает его на путь непростых попыток вписаться в систему, в то время как в его жизни заворачивается круговорот событий, иногда забавных, иногда трагичных.

– Так что фанатам Довлатова искать цитат не надо?
– Нет. Есть мотивы, есть общее настроение такой типично довлатовской самоиронии.

– Вы-то сами поклонник Довлатова?
– Да. А иначе я бы не работал на этой картине. Авторское кино подразумевает под собой привлечение довольно большого количества единомышленников, которые говорят: «Мы готовы дать деньги, чтобы это кино появилось». Это добрая воля и желание. А не коммерческий расчет.
Когда речь идет о финансировании жанрового кино, то это своего рода концессия, куда люди вкладывают деньги для того, чтобы их получить обратно, да еще и с процентами. Инвесторы авторского кино хотят видеть, что состоялся фильм, который они сами с удовольствием посмотрят и почувствуют удовлетворение от того, что приняли участие в его реализации. Там, где нет коммерческого интереса, включается глубоко личный.

Что касается продюсеров, то вначале нас было двое – я и Артем Васильев, потом мы заинтересовали этой историей Константина Эрнста, который сказал, что Первый канал в его лице будет участвовать в проекте.

– Легко было находить деньги «под Довлатова»?
– Здесь все зависело прежде всего от «нравится писатель Довлатов» или «не нравится писатель Довлатов».  А бывало и так, что потенциальным партнерам Довлатов был интересен, но они хотели бы видеть экранизацию его рассказов. «Вы что снимаете? – воодушевленно спрашивали они, – «Чемодан»? «Компромисс»?» И когда мы говорили, что снимаем несколько дней из жизни самого писателя, интерес как-то увядал.

– Перед тем, как начать работать над проектом, вы заказывали соцопрос, чтобы узнать отношение россиян к Довлатову. Это у вас такая постоянная практика? Что вы спрашивали, когда затевали «Под электрическими облаками» Германа?
– Авторское кино тоже должно на чем-то основываться, и в том числе на потенциальном зрительском интересе. На «Электрических облаках» не было времени проводить соцопрос, но если бы мы его делали, то я бы шел от Германа, от того, кто интересуется его творчеством, его личностью, потому что «Под электрическими облаками» – это во многом сам Алексей, его восприятие мира, его поэтика.

А в случае с Довлатовым, мы, естественно, шли от писателя. Выяснилось, что 25% населения России хотели бы посмотреть фильм про несколько дней  из жизни Довлатова, снятый Алексеем Германом.

– И кто хотел этого активнее всех? Интеллигенция?
– Нет, самой заинтересованной оказалась интеллектуальная молодежь. И в этом нет ничего удивительного – Довлатов не был оппозиционером, диссидентом, который шел против системы, и потому в нынешних реалиях устарел. Жизнь, которую он описывал, мало чем отличается от сегодняшней. Живет себе человек, работает экскурсоводом, хотя ему это не нравится. Перестал пить, но живет у алкоголика. Перестал реагировать на женщин, которые вешаются на него. Он встал на путь «я хочу стать таким, каким хочет видеть меня моя семья, моя жена». Но приезжает жена и говорит: «Я уезжаю в Америку». Поменяйте декорации того времени на современные, и получится все то же – просто жизнь.

– В чем главная особенность продюсирования авторского кино?
– Это наиболее сложный сегмент, потому что для его создания – я  беру сейчас не творческую, а организационно-экономическую составляющую – нужно приложить неординарные усилия. Нужно собрать людей, которые поддержат картину не потому, что гипотетически она может принести деньги, а потому, что они понимают свою помощь как вклад в искусство.

В отличие от жанровых, коммерческих проектов, авторское кино может жить десятилетиями. Чаще всего автор не повторяет что-то уже найденное, а ищет новые пути. И что интересно – эксперименты, нестандартные приемы, которые находят в авторском кино, в конечном счете уходят в коммерческий жанровый кинематограф. Классический пример – «Криминальное чтиво», созданное на основе отрицания канонической драматургии. На самом деле этот прием антисюжета был использован задолго до Тарантино в артхаусе, но благодаря успеху «Криминального чтива» он разошелся по всей индустрии.

Поэтому мне и интересно заниматься продюсированием именно авторского кино – оно нетривиально и непредсказуемо.  А не то что сидишь, смотришь какой-нибудь фильм и наперед знаешь, что через полчаса обязательно произойдет первое поворотное событие, а второе – минут за 20 до финала.

– Но прежде вы занимались телевизионным контентом: играми, ток-шоу, сериалами. Ничего общего с авторским кино.
– Да, так и было до сотрудничества с Алексеем Германом. Собственно, я начал заниматься авторским кино, потому что наконец нашел человека, с которым мне комфортно работать: в этой сфере важен хороший контакт на человеческом уровне, в противном случае ничего не получится. В работе с авторским кинематографом я ухожу на второй план, наша с Артемом Васильевым функция – помогать реализовывать замысел автора. Другое дело – сериалы. Там я говорю режиссеру, что необходимо сделать, потому что мы думаем о коммерческом успехе.

– Не закрадывается хоть иногда сомнение, что, возможно, вам только кажется, что вы знаете, что надо, чтобы сериал был успешен, а на деле это иллюзия?
– Я сейчас мало работаю в этом сегменте именно потому, что не до конца понимаю, чего хочет зритель. Иногда я беру литературный сценарий какого-нибудь сериала и пересказываю сюжет людям с улицы – получаю обратную связь. Кроме того, никуда нельзя деться от тренда (чтобы его понять, достаточно посмотреть то, что идет по телевизору). Плыть против течения бессмысленно, если речь идет о коммерции.

Проблема в том, что пока я не нахожу достаточного количества сюжетов, которые стоило бы реализовать.  Но я никуда и не спешу, постепенно складываю пазлы.

– Какие пазлы ищете?
– Как продюсер я последние года три-четыре пытаюсь нащупать свою индивидуальную нишу в области жанрового кинематографа. Проводился условный эксперимент: известным авторам заказывались сюжеты, некоторые из них доходили до написания серий. С точки зрения экспертов, редакторов, моих друзей с телеканалов, эти работы отвечают текущему тренду и представляют собой совершенно нормальный телеконтент. Но это не соответствует моему представлению о том, каким должен быть продукт. 

В области сериалов хочется сделать серьезную работу, которую при этом полюбит народ. Но, отвечая на ваш вопрос, я действительно пока не в полной мере понимаю, что на самом деле нравится зрителю. Я  заказываю соцопросы, чтобы нащупать, в каком направлении нужно идти. И кажется, начал понимать.  Но это длительный процесс, так что пока об этом рано говорить.

– Студенты Высших режиссерских курсов – какое они хотят снимать кино? Мечтают стать Тарковским или Спилбергом?
– Значительная часть студентов предполагает снять дебютный фильм как авторский, потому что им кажется, что это проще. Потом, опираясь на его возможный успех, они хотят найти работу в сериалах или жанровом кино. 

– Действительно авторский фильм снимать проще, чем жанровый?
– Не проще, а дешевле, если говорить о качественном жанровом кинематографе. Авторское кино может уходить в визуально-пластическое повествование, в нем не столь важны диалоги и событийная насыщенность – они нередко компенсируются изобразительными решениями.

А вот найти сложный, интересный текст для жанрового кино очень непросто. Хороших авторов мало, у них расписана работа на полтора-два года вперед.  И что получается – при дефиците стоящих авторов у нас снимается огромное количестве кино, сериалов, минисериалов, телефильмов.

– При обсуждении ситуации в нашем кино на фестивале «Окно в Европу» во всех бедах российской киноиндустрии винили продюсеров. Киновед Александр Шпагин призвал «взять по ружью и отстрелить по одному продюсеру. 90% продюсеров – уроды». Что скажете?
– Глупости это все. Совершенно очевидно, что для хорошего кино надо иметь серьезный экономический ресурс. Низкий поклон, конечно, и Минкульту, и Фонду кино, но тех средств, что они выделяют, сильно не хватает. При этом оборудование закупается за рубежом и производство стало значительно дороже. И что должен делать в такой ситуации продюсер? Один вариант: снимать максимально коммерциализированную историю. 

Так что в происходящем в киноиндустрии виновен не продюсер, а общая экономическая ситуация в нашей стране. И не только в нашей стране, кстати. 

Впрочем, есть и другой вариант, схема, по которой работают многие кинокомпании за рубежом, – снимать целый спектр разной продукции. Коммерческие проекты, связанные с прокатом, телеконтент и одну-две картины из области авторского кинематографа.

– А в чем главная проблема нашего авторского кино?
– Авторское кино нужно поддерживать не только деньгами, но и информационно. Зрители должны, наконец, понять, что же такое авторский кинематограф.  В Москве или Петербурге в филармонии обычно полные залы. Когда с концертами классической музыки выступают мировые звезды, туда не пробиться. Не купить билеты в Мариинский, Михайловский или в Большой театр. Классические музыканты и музыкальные театры стали культовыми благодаря системе информационной поддержки, которую вокруг них создало государство. Человек, который идет в Мариинский театр или в филармонию, точно понимает, зачем он туда идет.  Он понимает, что если ему хочется поесть попкорна, похохотать и замирать от ужаса, он пойдет в кинозал и посмотрит жанровый фильм.

И вот такого информационного поля нет вокруг авторского кино. По той простой причине, что, как говорит один мой любимый режиссер, российское авторское кино – «это такой унылый восточноевропейский артхаус».

– Если быть объективным, то и фильм поддерживаемого вами Алексея Федорченко «Небесные жены луговых мари» тоже вполне себе унылое зрелище.
– Нет, здесь речь идет о совсем другом качестве эмоционального воздействия, режиссер предлагает зрителю полное погружение в созданную им атмосферу. Сейчас сильно размыто представление о самом понятии унылости.

Ощущение полного уныния и безысходности стало визитной карточкой большей части артхаусных фильмов, потому что режиссеры свято верят в то, что это возводит их кино в ранг искусства. Очень в духе ренессансной теории о том, что меланхолия идет бок о бок с исключительной одаренностью. 
Вот в пейзажах Левитана унылости нет, но в них есть глубоко лиричное содержание.  И они как настоящее искусство вызывают эмоциональный отклик, формируют настроение. Кино, которое мой любимый режиссер назвал унылым восточноевропейским артхаусом в силу недостатка идеи  создает псевдонастроение. Согласитесь, что долгий план дохлой собаки – примитивный прием, который ничего, кроме раздражения, не вызывает. Потому что понятно: никакого отношения к мысли автора эта несчастная собака не имеет. Еще можно добавить пьяных мужиков, ободранную ворону... 

– И получим канонический образ России.
– Да, как бы автор кино высказался. Но на деле это самый обычный аттракцион. Я против такого кинематографа. И народ против. Но проблема в том, что подобные работы сделали авторское кино как направление крайне непопулярным.

– Вы с Федорченко получили поддержку от Минкульта на экранизацию автобиографии Михаила Зощенко «Перед восходом солнца».
– Алексей Федорченко для картины взял второе название книги – «Ключи счастья».  По сути, это исследование Зощенко, как избавиться от депрессии. Большинство из нас знает Зощенко по его рассказам, а между тем он написал совершенно уникальное произведение. Это одновременно и художественная литература с серьезным погружением в Серебряный век, Первую мировую войну, революцию, становление республики, и в то же время научное исследование психологии человека.  Алексей лет 15 думал, как снять фильм, чтобы не получилась прикладная картина для студентов медицинских вузов. И в результате выбрал жанр – психоаналитический детектив.
А вообще рекомендую всем, кто не читал эту книгу, взяться за нее. Я, признаюсь, прежде о ней слышал, но прочел только когда начал работать с Федорченко. Много интересного узнал, не говоря о том, что, конечно, это неожиданно – Зощенко и серьезный научный анализ внутреннего мира человека. Там много чего узнаешь о самом писателе – о его работе в угро, о том, что он был сапожником, боевым бесшабашным офицером в Первую мировую войну...

– Зощенко, кстати, писал, что по-настоящему счастлив был именно на фронте.
– Да, он объясняет, что в армии он нашел смысл своего существования. И при этом был уверен, что погибнет на войне.

– Когда планируется начать съемки? И кто в главных ролях?
– Это длинная история. Поскольку в сценарии задействованы все 4 времени года, мы и будем снимать четырьмя блоками в реальном времени. Сняли, скажем, весну – осваиваем материал, затем приступаем к летнему периоду и т.д. А что касается актеров, то их имена мало что вам скажут. Алексей пригласил неизвестных актеров, это его принципиальный подход. 

– Вам не кажется, что все мы, вся страна, страдаем от депрессии, потому что потеряли смысл?
– В этой депрессии много манерности. Зощенко пишет, что многие известные люди путали меланхолию с талантом. Это манерничанье интеллигенции сводилось к тому, что все играли в сплин. И сейчас это продолжается. Потому что проще ныть, чем что-то делать, вот и все. Быть непонятым. И здесь мы снова можем вспомнить унылый восточноевропейский артхаус.            

Елена БОБРОВА, фото pixabay.com