Online812

       Название фильма связано с одноименным романом немецкого писателя Винфрида Зебальда, посвященного памяти о Холокосте. Сергей Лозница, родившийся  в Белоруссии, выросший в Украине, 10 лет работавший на Санкт-Петербургской  студии документального кино, а с 2010 года снимающий игровое и документальное кино в Европе, – звезда европейских и мировых фестивалей. Достаточно сказать, что  премьера «Аустерлица»  прошла в сентябре 2016 года на Венецианском кинофестивале.

 

В России прокат  документальных картин – дело редкое, а картин такого уровня – и подавно. Интерес к «Аустерлицу» усиливает и то, что одна из последних работ Лозницы – фильм «Майдан» – в России в прокат по понятным причинам не вышел. «Город 812» поговорил с режиссером о разнице в российском и западном отношениях к памяти о Второй мировой. 

– Решение открыть бывшие концлагеря на территории Германии для публичного посещения представляется мне совершенно правильным. Полагаю, вы ошибаетесь, утверждая, что принималось решение сделать их местом туристической инфраструктуры. Изначально такой установки на массовый туристический рынок не было и быть не могло. Концлагеря открывали для публичного посещения как доказательство того, что они вообще существовали. Немцы не хотели верить, что эти преступления совершались на самом деле, и открытие мемориалов концлагерей  было важным элементом денацификации Германии. Еще десять-пятнадцать лет назад эти места в основном пустовали. Иногда привозили группы школьников, ну и туда, конечно, приезжали сами бывшие узники или их потомки. Для потомков узников мемориал концлагеря – это кладбище. Место, где покоится  незахороненный прах предков. Это место скорби и памяти.

 

– Насколько мне известно, метаморфозы с мемориалами концлагерей произошли именно в последние годы, и, вероятно, они связаны с общим бумом глобального туристического консьюмеризма, с одной стороны, и, с другой стороны, с тем, что все меньше остается свидетелей, прошедших и переживших этот ужас. Свидетели и очевидцы умирают, а мемориал все больше превращается в аттракцион, абсорбируется туристическим бизнесом, особенно в окрестностях больших городов. Например, Заксенхаузен входит в топ-10 туристических достопримечательностей Берлина! 

 

Вот такие причуды современного консьюмеризма – поход в концлагерь, осмотр газовой камеры, фотография на фоне печи крематория и надписи Arbeit macht frei («Труд сделает вас свободными») – это такой новый популярный «продукт» на туристическом рынке. 

 

У культурологов уже есть специальный термин для такого вида отдыха – «танатотуризм». Термин этот введен в научный обиход совсем недавно, что говорит о том, что феномен массовых визитов на места массовых зверств – достаточно новое социально-культурное явление. 

 

– В Германии был нацизм, фашизм был в Италии. На мой взгляд, все дело в образовании. Память можно и нужно сохранять  – передавать при помощи чтения и просмотра источников, исторических исследований и свидетельств. Должен быть доступ к информации, к фактам. Это относится не только к «памяти о фашизме», если использовать ваше выражение, и к памяти о нацизме, но и к памяти о любом историческом преступлении. Вот, например, известно, что в сентябре 1941 года в Бабьем Яре под Киевом за три дня бойцы немецкой зондеркоманды СС расстреляли 33 000 евреев. Это факт. Это страшная статистика. Ее следует знать. Или, например, известно, что в апреле-мае 1940 года в Катынском лесу под Смоленском сотрудники советского НКВД расстреляли 22 000 поляков. Это факт. Это страшная статистика. Ее следует знать. 

 

Мне представляется, что мемориалы должны быть местами памяти и местами сохранения знания, информации. То, что мне пришлось наблюдать сейчас в немецких музеях концлагерей, – скорее места знания об индустрии массовых убийств, чем места знания о жертвах. Вам подробно рассказывают об устройстве печи крематория, об организации процесса истребления. Складывается впечатление, что если возникнет необходимость, достаточно лишь нажать кнопку – и адские машины снова придут в действие. Лучший мемориал, который я видел, – Берген-Бельзен. Там только каменные плиты с именами жертв и стеклянный павильон, в котором можно познакомиться с документами. Никакого развлечения, никаких «аттракционов». Место памяти и скорби. 

– Разница в отношении состоит в том, что в Европе мемориалы Холокоста и массовых убийств существуют давно и стали частью исторического нарратива. В Германии проводилась государственная политика денацификации. В СССР же сам термин «холокост» был неизвестен. Советская власть делала все возможное для того, чтобы стереть память об убийстве шести миллионов евреев, точно так же, как делалось все для того, чтобы стереть память о миллионах людей всех национальностей, уничтоженных в советском ГУЛАГе. В советском историческом нарративе речь всегда шла об убийствах нацистами «советских граждан», а факт целенаправленного геноцида евреев замалчивался. Собственно, и памятник, установленный в советское время в Бабьем Яре, – это памятник «советским гражданам», хотя в европейскую историю и историю Второй мировой войны Бабий Яр вошел прежде всего именно как место самого массового убийства евреев. 

 

– Нет, к сожалению, не приходилось. На мой взгляд, мемориалы ГУЛАГа должны существовать по всей России. История преступлений советского режима, жертвами которого стали десятки миллионов людей и суд над которым так до сих пор и не состоялся в России, должна изучаться в школах, должна стать частью национального исторического нарратива. Без этого не может быть развития. Общество, не ведающее о своем прошлом или отрицающее его, обречено на стагнацию и прозябание вне истории. 

 

– У меня? Сомнений и сложностей не было. Я очень рад, что картину увидят российские зрители. 

– Прокат и в Германии и в Италии еще продолжается. У фильма была замечательная пресса. На тех показах, где мне пришлось представлять картину, возникали очень живые дискуссии. У меня был совершенно удивительный опыт путешествия с картиной по северной Италии, провинции Эмилья Романа. Показы «Аустерлица» проходили в маленьких городках, и каждый вечер кинотеатры набивались до отказа, после окончания фильма начинались страстные обсуждения. В Италии свой опыт фашизма, своя травма – и я глубоко уважаю ту работу, которое проделало итальянское общество по осмыслению этого этапа собственной истории. То же самое можно сказать и о немцах. Не может быть памяти, осознания коллективной вины без знания, без обращения к документальным фактам. Немецкое общество эту работу проделало и продолжает проделывать. Это не означает, конечно, что все современные немцы обладают иммунитетом против заразы нацизма и популизма, но как минимум ни одному человеку в здравом уме и твердой памяти в современной Германии не придет в голову ставить памятник Гитлеру. Согласитесь, это огромное достижение по сравнению с тем, что происходит сейчас в России, где снова начали появляться памятники Сталину.