Online812

             При царе такого не было

Проблемы с продовольствием, вызванные не столько отсутствием самого продовольствия, сколько параличом железнодорожных сообщений, начались в России вскоре после ее вступления в Первую мировую войну. Однако на фоне остальных воюющих стран она выглядела неплохо. В индустриальной Германии, всегда ввозившей зерно из России и Франции, ограничения на выдачу продуктов начались с февраля 1915 года, со следующего года – карточки, а зима 1916–1917 гг. вошла в историю как «брюквенная», так как, кроме брюквы, есть было нечего.  Во Франции карточки на отдельные продукты появились в 1917 году, ограничения – раньше. У Британии, сохранившей контроль над морем и поставки из колоний, положение было лучше.

В России более-менее серьезный голод начался в 1916 году. Либерализм царского правительства был таков, что вопросы снабжения населения едой полностью передавались местному самоуправлению. Уполномоченные от городов ехали в богатые продовольствием губернии и закупали там то, что могли достать. Потом пытались достать вагоны, чтобы отправить к себе. Ряд городов – в том числе Москва – ввели карточную систему в конце 1916 года. В Петрограде с дефицитом и инфляцией пытались бороться, устанавливая фиксированные цены («таксы») на продукты и промтовары, продававшиеся в частных магазинах. Кроме того, закупленные уполномоченными товары продавали по низким ценам в городских магазинах. Все это, конечно, порождало чудовищные спекуляции.

Карточек на хлеб в Петрограде не было, так как городские власти не были уверены, что смогут обеспечить эти карточки продуктами. Однако слухи об их введении, появившиеся в конце февраля 1917 года, стали одним из поводов к началу приснопамятных волнений.

Первые карточки. 1917

В столице карточки на хлебопродукты (к которым относились и крупы), как и по всей стране, ввели приказом министра земледелия Временного правительства от 29 апреля (12 мая по новому стилю) 1917 года. Нормы отпуска определялись местными властями, но не должны были превышать 30 фунтов (13,5 кг) муки и 3 фунтов (1,3 кг) крупы в месяц. Людям, занятым тяжелым физическим трудом, полагалась повышенная, но не более чем на 50%, норма.

Обеспечить всех мукой предполагалось за счет хорошо известной впоследствии системы продразверстки. Ее придумало в декабре 1916 года еще царское правительство, а впоследствии подтвердило Временное. Суть сводилась к тому, что крестьяне должны были сдавать «излишки» хлеба государству по фиксированным ценам. Кто зерно утаивал – у того оно изымалось с уплатой половины цены.  Разумеется, в условиях анархии планы по заготовке хлеба и близко выполнены не были.

В течение 1917 года нормы по карточкам несколько раз снижались, продовольственная проблема обострялась. Прямо с набережных Невы рыбаки ловили ряпушку, и к ним в ожидании улова выстраивались длинные хвосты. К моменту большевистского переворота норма выдачи по карточке составляла  1/2 фунта (200 грамм) хлеба в день. После Октября ситуация ненадолго и незначительно улучшилась, но с декабря все стало еще хуже, и уже в 1918 году город голодал.

Карточная система сохранялась, причем теперь она стала еще и элементом классовой борьбы. Карточки были разделены на 4 категории. Максимальную получал, естественно, пролетариат, минимальную, тоже естественно, – бывшие эксплуататоры. Кроме того, рабочим полагались разные дополнительные карточки. В худшем случае норма выдачи хлеба по карточке составляла 1/8 фунта, то есть всего 50 грамм.

Любопытно, что хотя дневники тех лет постоянно говорят о голоде и перечисляют меню петроградцев – гнилую картошку, сухую воблу, хлеб из опилок и т. д., – сами карточки в них почти не упоминаются. «Дают вместо хлеба овес в несмолотом виде, с шелухой. На лошадиный корм перевели, а лошадиных желудков не дали. Делайте, что хотите. И весь Петроград «выдумывает», что бы сделать с овсом. Только и разговору об этом. Мы мелем в мясорубке. Долгая процедура. Потом просеиваем. Получается немного муки и немного крупы, остальное – отбросы», – писал 1 января 1919 года в дневнике архивист Георгий Князев. «К весне 1919 года почти все наши знакомые изменились до неузнаваемости. Опухшим – их было очень много – рекомендовалось есть картофель с кожурой, но к весне картофель вообще исчез, исчезло даже наше лакомство – лепешки из картофельных шкурок. Тогда царила вобла, и, кажется, я до смертного часа не забуду ее пронзительный, тошный запах», – вспоминала Зинаида Гиппиус.

В Петрограде существовал черный рынок, на котором можно было приобрести любые продукты, хотя большевики и боролись изо всех сил со спекуляцией и вообще были против свободной торговли. В частности, было запрещено «мешочничество»: приезжающие в город не могли ввозить с собой никакой еды.

Власти стали открывать общественные столовые, в которых кормили за «обеденные» карточки. К 1920 году в Петрограде было 700 столовых, где питалось 800 тысяч человек – около половины населения города. Давали в них, конечно, помои – но хоть что-то.

Однако все это – жалкие полумеры. Большевики знали методы поэффективнее. По всей России из рабочих стали формировать продотряды и отправляли их в деревни грабить крестьян. Половину реквизированного продовольствия продотрядовец имел право оставить себе. Также продотряды проверяли поезда и ловили мешочников.

Впрочем, диктатор Петрограда Григорий Зиновьев сначала сопротивлялся такой практике, но не из этических соображений, а потому, что не хотел отпускать из города коммунистически настроенных рабочих, бывших его главной опорой. Большевики тогда еще не до конца расправились с оппозицией, и волнения, особенно на заводах, где пролетариат уже успел почувствовать себя «гегемоном», происходили постоянно. «Сидеть в Питере, голодать около пустых фабрик глупо и преступно. Питерские рабочие должны десятками тысяч двинуться на Урал, на Волгу, на Юг, где много хлеба, где можно прокормить себя и семьи», – обращался Ленин через голову Зиновьева к рабочим Петрограда. В конце концов Зиновьев сдался. На заводах начались агитационные митинги под недвусмысленным названием «Как мы добудем себе хлеба».

Одновременно под давлением рабочих был отменен запрет на ввоз в город еды, но вес ее был ограничен 1,5 пудами (24 кг). Так вместо нелегальных «мешочников» появились легальные «полуторапудники».

По воспоминаниям тех, кому потом довелось пережить блокаду Ленинграда, голод в Петрограде был таким же. И разница состояла только в том, что можно было уехать в деревню и попробовать найти пропитание там. «Так просто. Саночки, на них – гроб. Сзади – двое-трое родных или знакомых. Везут посменно. Обыкновенная картина». Эта совершенно блокадная зарисовка – тоже из дневника Князева и датирована 29 февраля 1920 годом.

Карточки в Петрограде, как и по всей стране, существовали до 1921 года, когда с введением нэпа удалось довольно быстро восстановить сельское хозяйство и решить проблему дефицита товаров.

Вторые карточки. 1929

Но стоило коммунистам отказаться от рыночных отношений, свернуть нэп и начать коллективизацию, как голод вернулся. В 1929 году по всей стране были постепенно введены хлебные карточки, причем Ленинград был одним из первых городов, где они появились. В течение года список продуктов, выдаваемых по карточкам, увеличился. Как и в предыдущий раз, карточки были разделены на 4 категории. Причем лишенцы –  граждане, лишенные избирательных прав, бывшие эксплуататоры, служители культа, нэпманы и т. д. – вообще их не получали.

Роль спекулянтов-мешочников теперь взяло на себя государство. Были открыты коммерческие магазины, где продавалось все что угодно без карточек, но по соответствующим ценам. Кроме того, появился Торгсин – Всесоюзное объединение для торговли с иностранцами. В магазинах Торгсина еду и промтовары продавали за валюту или золото, но главными покупателями были не иностранцы, а лишенцы, в первую очередь – успевшие разбогатеть нэпманы, которые хранили накопления. Туда же шли менять золото на еду и простые обыватели, так как торгсиновские цены были ниже коммерческих. Около половины продаж торгсинов составлял хлеб. Так советское государство выкачивало из населения золото и валюту.  Всего в Ленинграде было более 10 торгсинов, центральный находился в ДЛТ.

Для людей первого сорта, советской номенклатуры, существовали специальные магазины. Никаких вывесок на их дверях не было, но те, для кого они предназначались, знали, куда входить.

В 1935 году карточки отменили. С одной стороны, это был идеологический шаг: радикальная коммунистическая система ценностей, сформировавшаяся в 20-е годы, менялась  на традиционную буржуазную. Вводилась уголовная ответственность за аборты и гомосексуализм, возвращалась новогодняя елка и т. д. Нормированное распределение слишком сильно отдавало военным коммунизмом. С другой стороны, колхозы уже начали работать на полную мощность, острого дефицита сельхозпродукции не было, и власти решили, что экономически выгоднее уравнять «пайковые» и «коммерческие» цены на среднем уровне и отменить карточки.

В целом по стране дефицита избежать не удалось, товары продавали с ограничениями, но Ленинград, как и Москва, снабжался образцово-пристойно.

Третьи карточки. 1941

Следующий этап – самый известный: блокада. По карточкам вместе с Ленинградом жила и вся страна (нормы отпуска, разумеется, были выше), но при этом во всей стране существовали проверенные временем коммерческие магазины. В городе они появились только после снятия блокады, в 1944 году, чуть раньше стали открываться колхозные рынки. Зато в начале войны под названием Ленскупторг реанимировался Торгсин: власти решили, что лучше самим скупить золото и ценности у населения, чем позволить им уплыть на черный рынок.

Карточки, введенные в Ленинграде в июле 1941 года, существовали до конца 1947-го, когда были разом отменены по всей стране вместе с проведением деноминации. При этом, хотя наличность гражданам обменивали из соотношения 1 новый рубль за 10 старых (исключение составляли только вклады в сберкассах до 3 000 рублей, которые меняли 1:1), товары не подешевели. После отмены карточек они продавались по «пайковым» ценам, за исключением  цен на хлеб и крупы, снизившихся на 10%.

Последний (пока) раз талоны на еду были введены в Ленинграде 1 июня 1989 года. Начали с чая, мыла и сахара, а потом распространили их на все популярные продукты типа мяса и сыра. Правда, хлеба среди них не было.

Кроме талонов всем, прописанным в Ленинграде, выдавались «визитные карточки покупателя», по которым жители города могли купить продукты, не продававшиеся приезжим. Победить карточки смогла только гайдаровская либерализация цен.