Online812

        Что все дело в и.о. директора Исаакиевского собора, которая написала в свое время эротическую книжку. Но до того, как она стала и.о. в соборе, никто не замечал, что она такое писала – про завладение ногой в дорогом педикюре и отброшенную кружевную единицу белья. А тут узнали. И якобы поняли там, где все правильно понимают, что это большая кадровая ошибка – назначать в православный собор, даже в виде и.о., такую опытную в вопросах белья и педикюра девушку.

А может, дело вовсе не в девушке, а в соборе, который плохо передается церкви, и в том, что не видно рвения в чиновниках по поводу этой передачи. А может, и не в соборе, а в том, что всегда есть хорошие люди, которые давно хотели поруководить городской культурой, а тут как раз случай представился.

Чаще всего в качестве смены нынешнему милому начальнику культуры называют даму – директора детского театра. Заинтересованная общественность пугается – директор детского театра известна недетским нравом. Другие слухи говорят, что назначат театрального директора не просто в комитет, но и вице-губернатором. А третьи – что да, всех поменяют, но не на детский театр, а на совсем других, не менее уважаемых товарищей.

Тут самое время поразмышлять о вопросах управления культурными процессами.

Вот во Франции в свое время, в XIX веке, очень сильно уважали искусство. Особенно живопись. Она была подчинена министерству изящных искусств. Работать художником было страшно почетно. Надо было долго учиться, чтобы в конце концов получить право выставиться в Салоне: каждый год по весне французские живописцы несли жюри этого Салона свои лучшие работы. Если жюри находили картину плохой, на ней ставили красный штамп. А одобренные картины вывешивались в залах специального дворца. На каждом Салоне показывали несколько тысяч картин, они висели в четыре яруса. Картины, получившие одобрение всех членов жюри, вешались на уровне глаз. А те, что похуже, – под потолком. То есть система была отлаженная, четкая, чтобы народ понимал, что такое хорошо, плохо.

Импрессионисты, которые тогда во Франции появились, упорно пытались на этот Салон попасть. А им говорили: «Мазня!» И ставили красную печать.  Правда, допустили как-то  Ренуара, Базиля и Моне, но через три недели убрали в кладовку.

Никому не известные импрессионисты собрались в кафе Guerbois и стали думать, как  быть дальше: народ покупает только то, что показано на Салоне, а их туда не берут, хоть вешайся. Одни считали, что надо брать Салон измором. И может даже нарисовать что-то такое, что понравится жюри. А другие – что надо плюнуть на этот Салон. В итоге плюнули, сделали собственную выставку в каких-то комнатушках. И стали знаменитыми импрессионистами.

Это к тому, что отлаженная система управления искусством – дело хорошее, но прорывы случаются вне системы. И с точки зрения вечности большого значения не имеет, кто культурный процесс курирует.

Но это, конечно, односторонний взгляд на вещи. Недаром наш губернатор не спешит слухи претворять в жизнь. Потому что читал, наверное, средневекового японца Кэнко Хоси. А он говорил: стремление подбирать предметы воедино – занятие невежд. Гораздо лучше, если они разрознены.

Собирать части в единое целое – нехорошо. Поэтому при строительстве императорского дворца одно место всегда оставляли недостроенным. А в сочинениях, написанных древними мудрецами, всегда так много недостающих глав.

Лучший вариант – оставлять книгу недописанной, а ситуацию подвешенной. О написанной книге будут говорить, что она слишком проста, чтобы быть правильной. О построенном стадионе – что он слишком совершенен, чтобы быть красивым.

Лучшее решение – это не до конца принятое решение. Это и культурных начальников касается. И истории с Исаакием – то ли отдадут, то ли нет. Вот он – тонкий японский подход к делу.            

ранее:

Усманов-Навальный: кто тут волк, а кто шапочка
«Проявление нашего гостеприимства – всего должно быть через меру, иначе гость обидется»
Про упрямый народ и идиотские наказания
Прилично ли задавать наивные вопросы про взрыв в метро
«Трудно бороться с коррупцией без сумочки Birkin»