Лев Рубинштейн вспоминает, как отмечали 1 мая сразу после смерти Сталина
01/05/2018
«По первое число. Что можно сказать про Первомай? Уже ничего. Первое-то мая еще есть и не быть оно не может, поскольку первые числа месяцев еще никто не отменял. Но Первомая, советского, детского Первомая, в честь которого названы улицы, заводы и колхозы, уже нет», – пишет в своем блоге Рубинштейн.
Он вспоминает 1 мая 1953 года (спустя почти два месяца после смерти Сталина – прим.ред.). По его словам, тогда никто ничего уже не боялся, а потому эти ощущения и воспоминания особенно дороги.
«Что осталось от советского первого мая? Какие воспоминания?»,- продолжает Рубинштейн. «Ну, а в моей личной, в персональной моей памяти вечно, до конца, надеюсь, моих дней, будет жить-поживать один всего день. Даже не день, утро. Одно лишь утро. Но какое!
Я помню, как первого мая пятьдесят, представьте себе, третьего года мы с соседским Павликом (я в новой розовой тенниске, а он не помню, в чем) во весь голос распевали во дворе: «Союз нерушимый, сидим под машиной и кушаем кашу за Родину нашу!»
Я помню, как проходившая мимо Клавдия Ефимовна с двумя авоськами в руках лишь фыркала в ответ. Ее дочка Рита, наша ровесница, семенила вслед с равнодушным, но при этом торжествующим видом. А все потому, что в этот же самый день ее приехавшая из Харькова тетя Бетя подарила ей целую коробку игрушечной посуды. Ого! До нас ли ей было.
А все остальные, кто во дворе, включая даже и нетрезвого с самого утра одноногого баяниста дядю Колю, и вовсе нас не замечали, что было даже и несколько обидно.
Я помню, как примерно в тот же самый момент мой старший брат, уже пятнадцатилетний почти что круглый отличник, на коммунальной кухне, умываясь под рукомойником, комически отфыркиваясь и сдувая мыльную пену с губ, дурным голосом, заметно фальшивя и слегка меняя слова, подпевал висевшей на ободранной стене черной тарелке-радиоточке: «Кипучая! Вонючая! Никем непобедимая!»
Я помню, как женщина со странным именем Ганя неопределенно хмыкала и почему-то озиралась. А Сергей Александрович Фомин, летчик в отставке с больным сердцем, проходя мимо, слегка, шутливо проходился своей большой рукой по его затылку, как бы говоря: «Ну, ты это, не очень-то». И, в общем-то, улыбался.
Улыбался, как и все вокруг. Потому что праздник. Потому что, вообще-то, все хорошо в этом мире, и все целы, и нет войны.
И страшно почему-то в это утро никому не было. Мы все не боялись почему-то совсем. Даже и в голову такое не приходило. И даже взрослые почему-то не боялись. Даже не знаю, почему. Видимо, потому что его уже не было. Или еще почему-нибудь? Или все же боялись, но я этого не видел? Хотя вряд ли, детей разве обманешь?
Все остальное, включая наши времена, будет сильно потом. А пока — так».
Фото: фейсбук
- Лимонов объяснил, почему разочаровался в митингах и шествиях в России
- Социолог объясняет, почему националист Поткин прав, и в России победил национализм
- Познер – о том, как Запад просто не понимает, что хочет Россия от Сирии и США
- Как МЧС из единственного работающего министерства в стране пришло в упадок
- Журналист Плющев убедился на примере Армении, что наша власть все делает правильно
- Что думают россияне про дворец Путина с личным казино и туалетными ершиками за 700 евро
- Почему Навальный даже после фильма о мега-дворце Путина не сможет завоевать доверия большинства россиян
- Путин предложил «еще поковыряться», чтобы узнать кто такие Катерина Тихонова и Мария Воронцова
- Россияне обсуждают, зачем Путину аквадискотека во дворце Геленджика
- 26 дворцов Путина и Медведева. Полный список
- Путин окунулся в прорубь в синих трусах — в этом увидели вызов Навальному
- Навального судили под портретом палача и создателя ГУЛАГа Ягоды
- Лимонов вспомнил, с каким насилием сталкивался, когда сидел в тюрьме
Lentainform
